Сразу за 22 июня опубликую 3 часть книги про Памятник совесткому Воину-освободителю в Трептов-парке. Две предыдущие части были про Историю Трептов-парка, и про войну и замысел памятника. Эта часть будет про процесс строительства.

Прежде чем проект стал действительностью…

Дан приказ — и работа закипела

4 июня 1947 года Главнокомандующий Группой советских оккупационных войск в Германии Маршал Советского Союза В. Д. Соколовский отдал приказ №139, в котором предписывалось приступить к сооружению памятников советским воинам в берлинских районах Трептов и Панков-Шёнхольц.

Поначалу этот замысел нашёл понимание далеко не у всех жителей города.

Вилли Шмидт, работавший тогда первым секретарём Трептовского райкома СЕПГ, рассказал нам в связи с этим такой и случаи.

«В 1947 году генерал-майор А. Г. Котиков, в то время советский комендант Берлина, пригласим к себе первых секретарей райкомов СЕПГ чтобы поговорить с ними о некоторых трудностях, испытываемых населением.

Жизнь постепенно налаживалась, работы, однако, ещё было очень много, предстояло восстановить разрушенное войной жильё и решить многие другие сложные проблемы.

Между тем огромный луг в Трептов-парке постепенно стал превращаться в строительную площадку. Начались работы по сооружению памятника-ансамбля воинам Советской Армии, павшим в боях за Берлин. В беседах с населением нередко можно было услышать, что сейчас, дескать, необходимо в первую очередь бросить все силы на восстановление жилья, а не на строительство памятников.

Обо всём этом я и рассказал генералу. Его обычно доброе лицо стало печальным и серьёзным. «Ничего, даже самого ценного материала, даже самой лучшей земли, самых огромных усилий не жалко, чтобы поставить памятник сынам советского народа, которые пожертвовали своей жизнью, освобождая вашу родину от германского фашизма», сказал комендант города. «Мёртвым, которые лежат здесь, в чужой земле, война была не нужна, но они отдали свои жизни, а дома у них остались жёны и дети. И этот памятник послужит предостережением живым, предостережением о том, чтобы больше не было войны. За мир надо бороться, трудиться, не жалея себя. И не завтра или послезавтра, а сегодня, сейчас.»

Эти слова глубоко тронули и пристыдили нас. Памятник советским воинам постоянно напоминает нам о том, что нет ничего более важного, чем борьба за мир!

Приказом постанавливалось также поручить выполнение строительных работ специальной группе, ответственной за сооружение памятников. Её возглавил начальник строительства инженер-майор Г. Л. Кравцов и главный инженер строительства инженер-майор Ц. Г. Рысс.

Руководитель спецгруппы был наделён полномочиями по созданию соответствующего штаба, возглавившего организацию транспортных и производственных работ.

Далее в приказе говорилось, что авторы утверждённых планов памятников в Трептове и Шёнхольце свою дальнейшую работу по проектировке этих мемориальных комплексов и созданию скульптур и барельефов должны постоянно согласовывать с руководителем спецгруппы и придерживаться намеченных сроков.

В то же время создатели проектов, являясь их авторами, были обязаны вести контроль за ходом строительства. Начальник стройки мог лишь с их согласия вносить какие бы то ни было изменения в утверждённые технические проекты. (В распоряжении кружка имеется копия этого приказа.)

До 18 мая 1948 года строительство возглавлял инженер-майор Г. Л. Кравцов, затем он был направлен на другую ответственную работу. Вспоминая о том времени в Трептове, Г. Л. Кравцов написал нам:

«Душой строительства был небольшой коллектив офицеров и специалистов, которые своей дружной и самоотверженной работой с начала строительства и до его завершения целиком отдали себя этому делу.

Трудно кого-то особенно выделить из них. Замыкаясь оперативно на Военный совет Группы советских войск в Германии, они понимали, что все вопросы от начала до конца они призваны решать самостоятельно.» (Письмо находится в распоряжении кружка.)

В мае 1948 года по приказу генерала И. Е. Прусса начальником строительства памятников-ансамблей в Трептове и Шёнхольце был назначен инженер-майор В. Г. Дубровский.

В своём письме В. Г. Дубровский рассказал нам следующее:

«Ответственными товарищами на строительстве бессменно были также главный инженер Чернин М. Б., старший производитель работ Капорцев Н. С., помощник начальника Желтуха И. А., инженеры Соловьёв К. А., Усман М. Г., Михайлов А. И., Рысс Ц. Г., Королёв В. Д., Самохвалов Н. С. и другие советские руководители и служащие отделов и служб управления строительством.

Партийно-политическую работу в управлении возглавляла партийная организация КПСС — секретарь Соловьёв К. А.

Руководители немецких строительных организаций и фирм, привлечённых к строительству мемориала, несли ответственность перед начальником строительства в пределах выполняемой ими работы. Руководителями вышестоящих советских организаций являлись: в первый период строительства Прусс И. Е. и Краснобаев А. И., на завершающем этапе строительства Шубников Г. М. и Голуб А. А. Непосредственно на строительстве, осуществляя авторский надзор и активно помогая строительству, постоянно находились авторы проекта Вучетич Е. В. (на фото, 2-ой слева), Белопольский Я. Б. (на фото, 1-ый слева) и, в определённый период времени, Горпенко А. А. (на фото, 1-ый справа).

Постоянное внимание и помощь строительству оказывали комендант Берлина генерал Котиков А. Г., командование Группы советских войск в Германии.» (Письмо находится в распоряжении кружка)

На цоколе террасы главного входа в Трептовский мемориальный комплекс, с правой стороны высечены имена тех, кто руководил строительством. Условия, в которых оно протекало, архитектор Я. Б. Белопольский описывает так:

«Ансамбль в Берлине создавался около двух лет… Весьма сжатые сроки строительства и то обстоятельство, что рабочий проект заканчивался уже в процессе развернувшейся стройки, вызвали необходимость особенно тесной связи авторов проекта со строителями. Этот правильно налаженный контакт обеспечивал оперативное решение многочисленных архитектурных, художественных и технических вопросов непосредственно в ходе строительства…

Был установлен порядок, по которому всякое требование авторов, направленное на повышение качества общестроительных и отделочных работ, принималось строителями к руководству и безусловному исполнению. В то же время пожелания строителей, направленные на рационализацию ряда производственных процессов, тщательно учитывались авторами, которые вносили соответствующие исправления в свой проект.» (Я. Б. Белопольский, памятник воинам Советской Армии, павшим в боях с фашизмом. Сооружён в Берлине, Москва, 1950 г., стр.32.)

---

Стройка — школа высокой политической сознательности

В сооружении мемориального комплекс а под началом советских товарищей прямым или косвенным образом, в течении всего времени строительства или эпизодически принимало участие множество различных немецких предприятий, рабочих и специалистов. К их числу, например, принадлежали гранитно-сиенитные заводы «Кумпф и компания» из Лёбау, осуществлявшие вместе с другими предприятиями камнеобрабатывающей промышленности поставки преимущественно промежуточной продукции. Долю своего труда они вложили и в создание пилонов с изображением склонённых знамён. Арнсдорфский гранитный завод в Кёнигсхайнских горах и другие каменоломни поставляли главным образом исходный материал для дальнейшей обработки. Каменоломни из Хэслиха (район Каменц) присылали огромные гранитные плиты, которыми устлана территория мемориала. Гравий привозили из Темплинского и других районов. В строительстве мемориального комплекса в числе прочих берлинских предприятий принимали участие заводы «Босвау и Кнауэр», объединённые мастерские по вьполнению мозаичных работ и витражей «Август Вагнер» (Ср. Иллюстрирте Рундшау 1947/19, стр. 18 и след.), питомник по выращиванию деревьев Л. Шпэта, мастерская художественного литья Зейлера из Шёнайхе и другие.

В общей сложности над сооружением мемориального комплекса работало около 1200 человек. Они выполняли земляные и садово-парковые работы, были среди них машинисты, каменщики, мостовщики, инженеры и представители множества других профессий. Около 200 каменотёсов, 90 камнерезчиков и скульпторов (Х. Фрош, Советский памятник, 2-ое непереработанное изд., Берлин 1970 (без нумерации страниц)) занимались художественным оформлением ансамбля. При этом коллектив состоял, конечно, не из специально отобранных людей, среди которых все бы без исключения понимали, что они выполняют заказ важного политического значения. Одни были просто командированы на стройку тем или иным частным специализированным предприятием, участвовавшим в строительстве, другие же попали сюда через биржу труда. Все эти люди вместе взятые являли собой в миниатюре ту ситуацию, в которой находилось тогда всё население. умы многих из них еще не освободились от воздействия фашистской идеологии. Поэтому не удивительно, что отношение к труду, порядок и дисциплина, организованность и сознательность трудящихся здесь поначалу нередко оставляли желать много лучшего. Советским руководителям строительства пришлось проделать огромную воспитательную работу. Они успешно справились с ней благодаря своей высокой политической сознательности, своему опыту и знаниям. Большая помощь в этом деле была оказана им со стороны немногих коммунистов и сознательных антифашистов из числа немцев, и которые трудились на стройке.

Г. Л. Кравцов (на предыдущих снимках — середина), рассказавший нам об этих и других трудностях на строительстве, писал нам:

«Постепенно уменьшилась текучесть рабочей силы. Укрупнялись работоспособные коллективы квалифицированными работниками. Повысилась дисциплина и ответственность. Укреплялась вера в наших руководителей и в своих немецких шефов. Образовали производственные советы с привлечением квалифицированных рабочих, которые вносили существенный вклад в принимаемые решения. Организовали детские учреждения по типу наших детсадов. Широко внедряли поощрительную систему и помощь в ремонте и восстановлении полуразрушенного жилья лучшим работникам строительных площадок и подсобных хозяйств.» (Письмо находится в распоряжении кружка)

На наш вопрос в этой связи мы получили от В. Г. Дубровского следующий ответ:

«Со своей стороны нами уделялось большое внимание созданию для всех работающих на строительстве наиболее благоприятных для того времени производственных условий, со-ответствующих их квалификации, условий оплаты труда, материального обеспечения и бытового обслуживания.

Все немецкие участники строительства заслужили глубокую благодарность и признательность…

Яркой демонстрацией и подтверждением деловых контактов и дружественных отношений явилась глубоко запомнившаяся интересная и содержательная совместная встреча нового 1949 года, года рождения первого государства рабочих и крестьян на немецкой земле, выступления её участников.» (Письмо находится в распоряжении кружка)

---

Среди участников строительства, поддерживавших тесный контакт с советскими товарищами, был испытанный немецкий коммунист Хайнц Иордан. (Ср. Нойер Таг от 12.9.1964.) Он родился в 1912 году в пролетарском районе Берлина Веддинге. В 1927 году вступил в Коммунистический союз молодёжи Германии, а в 1929 году — в ряды КПГ. Все свои силы Х. Иордан посвятил борьбе против империализма и реакции, борьбе за счастье своего народа. До 1933 года он: работал в советском торгпредстве, а затем, спасаясь от преследований фашистов, вынужден был эмигрировать. Начиная с 1936 года он сражался в Испании, в 1938 году, получив тяжёлое ранение, попал в гитлеровский плен. Фашисты бросили Х. Иордана в концентрационный лагерь Заксенхаузен. В 1945 году он сразу же примкнул к движению активистов первого часа. Занимал в Берлине различные ответственные посты.

На строительство в Трептов-парке Хайнц Иордан пришёл 1 мая 1948 года. Советские товарищи назначили его заведующим снабжением стройматериалами. Именно он организовывал отправку в Берлин мраморных плит из округа Франкфурт на Одере. Об активной общественной деятельности Х. Иордана, бывшего одним из членов профсоюзного комитета, свидетельствует справка, выданная ему 17-го сентября 1949 года.

В марте 1974 года Хайнца Иордана не стало.

---

Теперь предоставим слово ещё одному очевидцу событии тех лет. По просьбе нашего кружка Вальтер Хардт, работавший в Трептове строителем, поделился с нами воспоминаниями, рассказав о том, и как стройка стала не только важным этапом в его рабочей биографии, но и местом, где окрепло его политическое мировозрение:

«В августе 1947 года я решил сменить место работы. На бирже труда меня тут же послали на строительство «русского памятника» в Трептов-парке. Там я проработал до 23 мая 1949 года. Название «русский памятник» я поставил в кавычки, потому что именно так это место работы значилось в моей трудовой книжке, и кроме того, как мне кажется, оно особенно ясно отражает все сложности и трудности того времени.

Новоиспечённым строителем я пришёл на стройку, развернувшуюся там, где прежде был большой луг для игр. Представшая перед глазами картина ничем не напоминала памятника в его современном виде, строительные работы тогда начинались. Там, где сейчас растут деревья и кустарники, отгораживающие мемориал от луга, стоял довольно-таки большой барак для рабочих-строителей, к нему примыкал склад с материалами. Дальше находились ещё два небольших помещения. В одном из них размещался совет представителей трудящихся стройки, работавший здесь во главе со своим председателем. В другом — комитет СЕПГ стройки. Под прямым углом к ним, за строем тополей, окаймляющих слева широкую дорогу к склонённым знамёнам, тянулись цепочкой бараки, в которых располагались отдел кадров, бухгалтерия и советская администрация стройки. Там же работали немецкие сотрудники, занимавшие на стройке ответственные посты. А дальше находилось очень важное для нас помещение. В нём хранились различные вещи, предназначенные для премирования наиболее отличившихся на строительстве рабочих — обувь, отрезы на платья и костюмы и прочее. Известен среди рабочих был так называемый «обед Котикова» — 250 граммов хлеба и горячий обед дополнительно сверх продовольственного пайка.

Для наглядности две части предыдущей панорамы

Отношение к труду, особенно у молодёжи, высоким уровнем не отличалось. Воспитательная работа бюро Союза немецкой молодёжи велась слабо. Нас, молодых, весьма привлекала возможность оказаться в числе премированных, но для этого надо было хорошо работать. И мы решили организовать молодёжную строительную колонну. Бюро ССНМ сообщило о нашем предложении советскому руководству стройки. Оно согласилось, но при условии, что эта колонна будет возглавлена мною, так как, примерно, с ноября 1947 года я стал ответственным по делам молодёжи в Совете стройки. Эта колонна работала по насыпке пандуса, подводящего к пилонам с изображением склонённых знамён, прокладывала траншеи для трубопровода, производила земляные работы для сооружения внешней ограды мемориала. Нас, молодёжи, было 60 человек, на первых порах на работы выходило не больше 40. Более удобным источником доходов для многих был «чёрный рынок». И всё же, повысив выработку, нам удалось справиться с общим объёмом работ, а лучшие из нас попали в число тех, кто за хорошую работу был награждён премиями — вещами первой необходимости, которых в то время так не хватало.

Некоторым женщинам, работавшим здесь, негде было оставить своих детей. Партком предложил советским товарищам организовать детский сад. Руководство дало своё согласие. Спустя некоторое время были завезены стройматериалы и сооружён просторный барак. Появилась и сделанная своими руками площадка для игр. Но не хватало воспитательниц. И тогда со стройки было откомандировано несколько женщин. А поскольку все считали, что и это входило в обязанность ответственного по делам молодёжи, то мне поручили заведовать детским садом. Наконец наступил день торжественного открытия. Наш детский сад назвали именем Эрнста Тельмана. Среди почётных гостей в ту весну 1948 года присутствовали жена и дочь Э. Тельмана. Позднее они часто навещали нас.

Дети охотно шли в сад. Для них готовили специальную еду. Их возрастной состав был не таким, как это принято сейчас. Туда ходили дети от трёх до тринадцати лет. Приближалась зима, а с ней — новые заботы. Детей надо было переселить из барака. После переговоров с местными органами нам выделили несколько помещений по другую сторону улицы, называемой сегодня Пушкиналлеей, в красном здании на берегу Шпреи. Этого здания сейчас уже нет. Силами рабочих стройки мы отремонтировали, насколько могли, этот пострадавший от войны дом. В этом нам также помогла советская администрация и секретарь парторганизации. Наиболее памятным событием стал для нас приезд работников детского отдела Берлинского радио.

Секретарь парторганизации стройки товарищ Циман часто беседовал со мной. Он очень хотел, чтобы я вступил в партию, но мне казалось, что я ещё не готов для этого. Я считал, что совмещать членство в ССНМ, внепартийной молодёжной организации, с членством в СЕПГ невозможно. Сегодня я знаю, что это было скорее предлогом оттянуть решение. И всё-таки человеком, который заставил меня учиться дальше, был никто иной как наш секретарь парторганизации. Стройка направила меня на учёбу в экономическую школу магистрата. В 1950 году я стал кандидатом в члены партии. Я послал товарищу Циману письмо, в котором сообщил ему о6 этом радостном для меня событии и поблагодарил его за то, что он помог мне выбрать политически правильное решение. Изменению моего мировоззрения способствовал также контакт с руководившими строительством советскими товарищами, которые всегда вникали в заботы и интересы работавших на стройке.»

Инженер Хайнц Мюллер, бывшей сотрудник фирмы Л. Шпэта, вспоминает о том, как по заданию своей фирмы он возглавил руководство по организации земляных и озеленительных работ.

«Мне было 27 лет, когда я обратился к советской администрации стройки, чьи служебные помещения располагались тогда в трептовской казарме, недалеко от Трептов-парка. Главный архитектор Я. Б. Белопольский стал расспрашивать меня о том, чем я занимался раньше, изложил план намеченных работ, продуманный вплоть до малейших деталей. Каждый день в семь утра проводились летучки. Так я впервые узнал, что такое работа по плану и ежемесячная отчётность. Для меня, да и не только для меня одного, это было чем-то совершенно новым, причём отнюдь не вызывавшим восторга, напротив, мы относились к этому с некоторым предубеждением.

Со временем, в ходе совместной работы это отношение изменилось. Я заметил, что «русские» знают толк в своём деле и что ежемесячное подведение итогов позволяет контролировать ход строительных работ.

День ото дня сотрудничество становилось всё более успешным, а умение и мастерство советских специалистов начали внушать мне явное уважение.

В те годы у нас ощущалась нехватка во всём. Транспорт для перевозки деревьев и кустарников можно было получить только в советских воинских частях. Около 200 пирамидальных тополей высотой почти в десять метров были доставлены из питомника по выращиванию зелёных насаждений в Мариенфельде с помощью советских солдат. Прохожие на улице провожали эту процессию удивлёнными взглядами.

Когда главный архитектор Я. Б. Белопольский потребовал сажать эти деревья не обрезая кроны, я, как специалист в области садоводства, с ним не согласился, но он настоял на своём и оказался прав.

Пришлось, конечно, дольше ждать, пока тополя окончательно прижились, но к 8-му мая, ко дню открытия памятника-ансамбля, вся его территория была в зелени, а кроны деревьев поражали своим великолепием. В случае сильной обрезки они не были 6ы такими красивыми.

Советские руководители всегда соглашались с дельными предложениями. Так, например, засадка и садово-декоративное оформление той части территории мемориала с боковыми входами, которая расположена ближе к железнодорожной городской станции, была выполнена в основном в соответствии с моим проектом. Все, кто принимал участие в сооружении мемориального ансамбля, считают его «своей стройкой».

После всего, о чём здесь было коротко рассказано, становится, конечно, понятным, почему я, когда было создано Общество германо-советской дружбы, вступил в него одним из первых. В 1951 году я стал членом СЕПГ. В результате всего пережитого и увиденного в эти послевоенные годы иного решения для меня и быть не могло.»

У молодых строителей, сооружавших и мемориальный комплекс, этот период оставил неизгладимое впечатление на всю жизнь. Вот воспоминания двоих из них, которым тогда было по восемнадцать.

Гюнтер Вендт:

«Я пришёл на стройку бетонщиком без законченного профессионального образования. Меня направили на закладку фундамента. Однажды вышел из строя мотор бетономешалки, и нам сначала никак не удавалось обнаружить неисправность. Я вместе с другими внимательно осмотрел мотор и, наконец, мы поняли, в чём депо: в винтовом соединении топливопровода образовалось крохотное отверстие. В награду за мои старания мне разрешили работать на бетономешалке. У меня появился интерес к машинам. Скоро меня поставили машинистом, а затем доверили дизельный тягач. Изо дня в день я перевозил к стройплощадке камень, цемент, щебень и другие материалы, их выгружали совсем недалеко от того места, где сейчас находится железнодорожная городская станция Трептов. Нас было двое машинистов, подвозивших огромные камни для бордюра, материал для саркофагов и обоих пилонов с изображением знамён. Каждая такая каменная махина весила несколько тонн.

Вместе с другими я работал на установке статуи солдата. Скульптуру поднимали на фундамент по частям с помощью мачтового крана. Чтобы соединить отдельные части статуи, которые были укреплены внутри распорками из труб, нам приходилось пользоваться лазом в разбитой свастике, в который с трудом пролезал один человек. Тщательно закрепляя один элемент за другим, мы однажды вдруг установили, что работы придётся временно прекратить, так как статуя была повёрнута не в ту сторону. Как это получилось, я и сейчас не пойму. Раздобыли несколько гидравлических домкратов, с их помощью приподняли многотонный памятник, а потом стали его осторожно разворачивать, до тех пор, пока лицо солдата не оказалось в нужном направлении, а его взгляд был устремлён на аллею между двумя пилонами. По окончании работы нам выдали премию: кое-что из продуктов и рубашку в красно-белую клетку. Когда я покидал стройку, у меня в кармане лежало квалификационное свидетельство машиниста первого класса.»

Второй из участников строительства Иоганнес Шеллер, написал нам:

«Перед приходом на строительство трептовского памятника я как раз сдал экзамен на подмастерье мостовщика. Здесь я впервые столкнулся со сложной и увлекательной работой, ведь ранее, в течении трёх лет обучения мы главным образом разбирали развалины и ремонтировали повреждённые бомбёжкой мостовые и тротуары.

Самым интересным видом работ в Трептове было для меня мощение, составление орнаментов, выкладка венков и стилизованных лавровых ветвей вокруг больших прямоугольных газонов, обрамлённых камнем. Часть из них сейчас уже выглядит иначе. Мы применяли в работе красный песчаник, доставлявшийся с Эльбы, известняк из Бернбурга и голубой базальт. Я ещё хорошо помню одну из последних работ, когда мы в мае 1949 года незадолго до открытия памятника укладывали мозаичную площадку у подножия скульптуры «Матери-Родины».

Работа, интересная сама по себе с профессиональной точки зрения, была важна для нас не только в этом плане.

Свой первый послевоенный костюм и первые кожаные сапоги я получил как премию за хорошую и выполненную в срок работу.

Но теперь, обращаясь к прошлому, уже с позиций сегодняшнего дня, я считаю, что самым важным было иное — наше политическое воспитание, проходившее в спорах с товарищами из СЕПГ, в дискуссиях с советским инженером Капорцевым и не в последнюю очередь впечатление, произведённое на меня всем ансамблем в целом — всё это научило меня мыслить и действовать, руководствуясь приобретённым политическим опытом. Приходят на память и смешные эпизоды. Например, моя деятельность на стройке началась с того, что в отделе кадров, перепутав специальность, меня направили к каменотёсам, которые вырубали из камня по гипсовым образцам барельефы. Не осмелившись возражать, я подумал: «Научусь и буду делать то, что от меня потребуют». Короче, я приступил к работе. Вскоре, однако, все стали замечать, что у сделанных мною фигур носы как-то не подходили к лицам, а руки казались вывихнутыми. Наконец, ошибка была обнаружена и меня направили туда, где мне и надлежало быть — к мостовщикам.

С тех пор прошло уже больше тридцати лет. Много интересного можно было бы ещё рассказать, а кое-что уже и позабыто. Сейчас я работаю преподавателем и часто прихожу со своими учениками к памятнику. Посмотришь на него — и оживают в памяти те или иные картины прошлых дней.»

Трептовский мемориальный ансамбль занимает также почётное место в истории возникновения ударного труда. Одним из первых последователей трудового подвига Адольфа Хеннеке 13 октября 1948 года стал кузнец-инструментальщик Густав Гротштюк с берлинского предприятия «Гемайнвиртшафтлихе баугезельшафт Гросс-Берлин». Несколькими днями позже, 26 октября 1948 года, он выполнил дневную норму почти на 350 процентов, положив тем самым начало новому ударному труду. Вскоре после этого удалось за счёт упрощения процесса закалки довести дневную выработку до 400 процентов.

Товарищ Гротштюк, участник политического движения с 20-ых годов, выполнял на строительстве трептовского мемориала самые разнообразные работы. (Ср. Нойес Дойчланд от 28.10.1948; Трибюне от 2.11.1948; Б. Фритцен, У. Мэтцинг, Г. Штанге, Начало движения активистов в Берлине, в ГДР. Первые годы. Избранные студенческие работы исторического факультета Университета им. Гумбольдта в Берлине, Серия „Фихте-Шрифтен", Берлин 1969, стр. 93 и след. О движении активистов, Ср. История Социалистической Единой партии Германии, очерк, Берлин 1978, стр. 189.) Так он должен был, например, заботиться о том, чтобы у резчиков по камню всегда были в достаточном количестве заточенные и закалённые зубила, изготовлял новые инструменты из различного материала.

О Густаве Гротштюке и других участниках строительства мемориала вспоминает Хайнц Вальтер, каменотёс по специальности, руководивший позднее реставрационными работами памятника-ансамбля в 1968-1974 годах.

«После разгрома гитлеровского фашизма я вернулся из плена и мне, зарабатывая на жизнь, приходилось подряжаться то тут, то там разнорабочим. Иногда было очень трудно. С февраля 1948 года я стал работать каменотёсом на строительстве мемориала в Трептове. За вредность мы получали спецпаёк по рабочим продовольственным карточкам для занятых на тяжёлых работах, а кроме того ежедневно горячие обеды и дополнительно 250 граммов хлеба. Всего нас, каменотёсов и резчиков по камню было сначала около двадцати человек. Мы занимались главным образом отделкой юрского мрамора для саркофагов и главного монумента. А так как я был знаком с обработкой гранита, то мне поручили также обрабатывать гранитные цоколи, на которые устанавливались саркофаги. Тогда на нынешнем трептовском лугу стояло два больших барака, один — для твёрдых, а другой — для мягких пород. В этих бараках выполняли всю предварительную обработку камня. Активное участие я принимал и в работе над пилонами. Задача моя заключалась в следующем: я должен был устанавливать ряды облицовочных блоков, изготовленных по шаблонам из красного шведского гранита на камнеобрабатывающем заводе в Лёбау и фирмой „Кумпф и компания", и закреплять их на железобетонном каркасе. Мы, конечно, были горды тем, что нам поручили столь ответственную задачу и что мы достойно с ней справились.

Над выполнением этого задания, да и многих других я работал в контакте со многими людьми. Помню Фрица Ринка, члена СЕПГ с мая 1946 года. Он пришёл с каменотёсного завода «Цайдлер унд Виммель», работал на укладке фундамента и левого пилона, если смотреть со стороны скульптуры «Матери-Родины».

Работали здесь также Хельмут Майхёфер (с 22 марта 1948 года по 8 мая 1949 года) и Альфред Шнейдер (с января 1948 года до весны 1949 года), пришедшие из строительной компании Филиппа Хольцмана. А. Шнейдер, живший тогда в трептовской казарме, занимался обработкой плит для саркофагов и участвовал в возведении всего мавзолейного комплекса, а также в сооружении первого правого саркофага, если смотреть со стороны главного монумента.

Все каменотёсные работы осуществлялись под руководством Альфреда Мюллера, его заместителем был Хельмут Майхёфер. Помню я и других товарищей по работе: бригадира резчиков по граниту Франца Фенске, другого бригадира Отто Оля, который кроме этого отвечал за обработку юрского мрамора. Все они подчинялись советскому штабу стройки во главе с инженером Н. С. Капорцевым.

Большие трудности были с инструментом для каменотёсов и резчиков, его негде было достать, нелегко ремонтировать и затачивать. Кузнец-инструментальщик Густав Гротштюк не жалел сил, чтобы помочь нам, но не было нужной стали. И всё же «наш Густав», как его все называли, нашёл выход. Он решил изготовлять нужный инструмент из гусениц танков

и стволов зенитных орудий. Насколько я помню, Густав Гротштюк, работая на строительстве трептовского памятника, стал первым в Берлине ударником, награждённым за свой труд. Мы не только упорно трудились, но и сообща отмечали праздники. Помню один из них в железнодорожных ремонтных мастерских в берлинском районе Шёневайде. Самое интересное на нём была лотерея, в которой разыгрывались выделенные администрацией стройки предметы первой необходимости, а их тогда очень не хватало. Каждый, конечно, надеялся выиграть что-нибудь.»

Шаг за шагом совместный труд открывал путь к новому осмыслению действительности, постепенно завязывались личные контакты, дружеские связи . Д-р Вольфганг Вольтер рассказал нам о таком эпизоде:

«Возвращаясь из зарубежных командировок, я иной раз привозил с собой какие-нибудь интересные сувениры. Каждый из них дорог мне по-своему, потому что с ними у меня связаны хорошие воспоминания, большей частью о моих коллегах-строителях. Но каждый раз, когда я рассматриваю свою коллекцию, взгляд мой останавливается на небольшой фотографии размером шесть на девять сантиметров. На ней запечатлён самый дорогой для нас с женой сувенир — мой свадебный костюм. Тот, кто помнит ситуацию первых послевоенных лет, поймёт, что это тогда означало — получить в подарок отрез на костюм. Здесь важна, однако, не материальная сторона дела, это воспоминание ценно для меня тем, что отрез этот был мне вручён за два месяца до нашей свадьбы в июле 1949 года человеком, проявившим тем самым своё дружеское расположение ко мне. Капитан Н. С. Капорцев был моим начальником на строительстве памятника воинам Советской Армии в Трептов-парке. Хотя товарищ Капорцев, вместе с которым я работал инженером-строителем и прорабом с немецкой стороны, не обмолвился об этом ни словом, я очень хорошо знаю, почему он сделал именно такой подарок. Ему не хотелось, чтобы в день свадьбы я стыдился своей обносившейся одежды. Такое проявление дружбы не забывается не то что тридцать лет спустя, оно остаётся в памяти на всю жизнь.» (Ср. Нойе Берлинер Иллюстрирте 1975/11.)

---

Михаил Исаковский
Слово о России

Советская Россия,
Родная наша мать!
Каким высоким словом
Мне подвиг твой назвать?
Какой великой славой
Венчать твои дела?
Какой измерить мерой —
Что ты перенесла?
В годину испытаний,
В боях с ордой громил,
Спасла ты, заслонила
От гибели весь мир.
Ты шла в огонь и в воду,
В стальной кромешный ад,
Ложилася под танки
Со связками гранат;
В горящем самолёте
Бросалась с облаков
На пыльные дороги,
На головы врагов;
Наваливалась грудью
На вражий пулемёт,
Чтобы твои солдаты
могли идти вперед…
Тебя морили морем
И жгли тебя огнём,
Землёю засыпали
На кладбище живьём;
Тебя травили газом,
Вздымали на ножах,
Гвоздями прибивали
В немецких блиндажах…
Скажи, а сколько ж, сколько
Ты не спала ночей
В полях, в цехах, в забоях,
У доменных печей?
По твоему призыву
Работал стар и мал:
Ты сеяла и жала,
И плавила метал,
Леса валила наземь,
Сдвигала горы с мест, —
Сурово и достойно
Несла свой тяжкий крест…
Ты всё перетерпела,
Познала всё сполна,
Поднять такую тяжесть
Могла лишь ты одна!
И, в бой благословляя
Своих богатырей,
Ты знала — будет праздник
На улице твоей!…
Скажи, какой же славой
Венчать твои дела?
Какой измерить мерой
Тот путь, что ты прошла?
Никто в таком величье
Вовеки не вставал.
Ты выше всякой славы,
Достойней всех похвал!
И все народы мира,
Что с нами шли в борьбе,
Поклоном благодарным
Поклонятся тебе;
Поклонятся всем сердцем
За все твои дела,
За подвиг твой бес смертный,
За всё, что ты снесла;
За то, что жизнь и правду
Сумела отстоять,
Советская Россия,
Родная наша мать!

---

Величие задачи помогает преодолевать все трудности

Сейчас нам нелегко представить себе, и каких невероятных усилий стоило в то время осуществление замысла такого значения и размаха, как сооружение грандиозного архитектурного ансамбля в память о павших воинах Советской Армии. Какие только трудности ни приходилось тогда преодолевать, начиная с нехватки материалов, техники, инструмента и вплоть до различных вопросов технологического характера, возникавших в ходе строительства. И всё это приходилось и коей решать в кратчайшие сроки, ни в коей мере не допуская снижения художественного качества сооружения.

Понадобятся ещё дальнейшие поиски, чтобы узнать, откуда брали тот или иной материал, который был использован на строительстве трептовского памятника. Пока только известно откуда поступал гранит. В конце тридцатых — начале сороковых годов нацистское руководство запланировало установить в центре Берлина гигантские помпезные сооружения. С этой целью ведущим фирмам камнедобывающей и обрабатывающей промышленности в Норвегии, Швеции и в других странах были предложены заказы на поставку огромного количества необработанного гранита. В середине сентября 1941 года число подобных договоров даже было увеличено. Поставляемый материал — полностью или же большей частью — хранился на крупном складе в нынешнем округе Франкфурт на Одере под Фюрстенбергом. По словам Г. Л. Кравцова, советским товарищам рассказал об этом один немецкий антифашист. (Ср. Г. Кравцов, «Ещё один секрет ,третьего рейха», опубликов. в журнале Спутник №6 за 1978 г. и того же автора, «Памятник советскому солдату», опубликов. в: «Советский воин», №3 за 1978 г., М. Корсунский, Гранит для памятников Победы, опубликов. в: «Советская Эстония» от 9.5.1973 г., и того же автора, Несмотря ни на что, Таллин 1977 г., стр. 180 и след. )

Рассказ архитектора Я. Б. Белопольского рисует внушительную картину того, насколько сложными были строительные работы, какие огромные затраты материалов, техники и рабочей силы понадобились для того, чтобы закончить строительство к намеченному сроку.

«Для сооружения памятника потребовалось около 40 тыс. куб.м. гранита. На территории ансамбля высажены десятки тысяч кустов и деревьев, уложено около 10 км бордюрного камня. Площадь каменной орнаментальной мозаики составляет 3000 м.кв., площадь рельефов на саркофагах — 384 м.кв. Была отлита из бронзы 13-метровая скульптура воина-освободителя; из гранитного монолитного блока выполнена скульптура «Матери-Родины»; отлиты из бронзы скульптуры коленопреклонённых воинов. Для оформления стен мавзолея набрано около 50 кв.м. художественной смальтовой мозаики.

Особые трудности представляло выполнение в больших масштабах и в чрезвычайно сжатые сроки скульптур и орнаментов из камня.

Ряд заказов для строительства выполнялся на заводах. На самой площадке были организованы гранитные цехи, где производилась обработка деталей главного монумента, саркофагов, скамей, цоколя ограды и др., а также подгонка или замена прибывающих с завода блоков, которые почему-либо признавались негодными. Большие размеры строительной площадки позволяли вести работы широким фронтом.

Недалеко от территории памятника проходит городская надземная железная дорога. Это дало возможность создать разгрузочную платформу, от которой по узкоколейке транспортировались непосредственно на строительную площадку гранит, бетон, лес для опалубки и другие материалы и оборудование. Вагонетки блокировались по 6-10 штук в маленькие поезда, передвигавшиеся при помощи небольшого дизельного тягача. Бесперебойному снабжению стройки способствовало также хорошо развитое автомобильное хозяйство.

Широкий фронт работ потребовал установки двух мощных кранов — у главного монумента и главного входа. Вынос стрелы крана у главного монумента достигал 30 м. Этот кран обслуживал общестроительные работы по сооружению главного монумента и монтажу 13-метровой бронзовой статуи, а также строительные и гранитные работы на амфитеатре в зоне расположения главного монумента. Кран у главного входа обеспечивал сооружение террас, знамён и прилегающего к ним пандуса аллеи.

Вследствие террасного профиля планировки всей центральной части партера и необходимости отвода дождевой воды, которая может деформировать замощение, была создана система дренажа. Отвод воды предусмотрен со всех точек комплекса. На станции перекачки, в случае выхода из строя одного из насосов, автоматически вступает в строй другой насос. Такая система дренажа обеспечивает долговечность замощений и опрятный вид всей территории.

Наиболее сложным в инженерном отношении было сооружение комплекса главного входа со знамёнами, а также главного монумента. В процессе работ возникал ряд трудностей, связанных, например, с бетонировкой сплошной железобетонной подушки фундамента под главный монумент. Вследствие высокого уровня стояния грунтовых вод здесь потребовалось произвести до начала укладки бетона откачку всей воды.

Террасы главного входа и знамёна представляют собой железобетонные сооружения, одетые в гранит. Пространство между железо-бетонными стенками террас засыпалось землёй. Часть этого пространства использована под различные служебные помещения и склады хозяйственного инвентаря для уборки территории и ухода за зелёными насаждениями.

Под массивы знамён подведена сплошная железобетонная плита фундамента, что обеспечивает им большую долговечность. Специальные фундаменты сделаны для всех сооружений ансамбля, а также и для бортовых камней. Гранитное замощение производилось по бетонной подготовке после трамбовки и укатки грунта.

По окончании сооружения фундаментов и железобетонных элементов полным ходом развернулись гранитные работы, так как гранит являлся здесь одновременно и несущим и облицовочным материалом. Наиболее «тонкие» по сечению плиты серого гранита были применены для облицовки террас. Однако толщина их была не менее 10-15 см. Толщина плит замощения составляла 8-10см. В отдельных местах, в том числе и на сходах террас, применялись гранитные блоки различных габаритов; длина некоторых блоков достигала 2 м.

 

Применялись различные приёмы организации гранитных работ. Например, арки возводились следующим образом: после укладки фундамента устанавливался первый ряд гранита, швы законопачивались, и пространство между блоками заполнялось раствором бетона; затем устанавливался второй ряд и т. д. Такой приём возведения арки облегчал установку блоков кессонного свода. При некоторых своих положительных качествах (большая монолитность гранита и бетона, простота креплений) указанный приём выявил и недостатки. Главный из них заключается рабочим приходится ожидать, пока схватится бетон предыдущего ряда.

Этот недостаток был устранён при возведении знамён. Вначале был сделан железобетонный каркас, имевший металлические выпуски. Затем, после установки каждого ряда облицовки, в пространство между каркасом и гранитом укладывался бетон, который схватывался с каркасом и с креплениями гранита. Швы предварительно законопачивались, а затем заделывались с расчеканкой свинцом.

Установка облицовки знамён представляла некоторые трудности в связи с тем, что блоки складок имели различные размеры по каждому вертикальному ряду; в то же время здесь требовалось особое мастерство при выполнении работ. Поэтому ещё на заводе, перед отправкой, гранитные блоки каждого ряда монтировались с вышестоящим рядом и выверялись. Только после такой подгонки блоки каждого нижележащего ряда отправлялись на стройку.

Примерно так же велась облицовка железобетонного каркаса главного монумента. Конструктивная особенность монумента заключается в том, что вес бронзовой статуи передаётся здесь не на облицовку, а на каркас. У основания главного монумента, под курганом, сооружён железобетонный склеп — братская могила.

Укладка гранитных плит замощения производилась различными способами. Большие плиты — прямоугольные и неправильной многоугольной формы — укладывались на бетонную подготовку. Кроме того, при замощении плитами многоугольной формы (циклопического типа) оставлялись зазоры между плитами, куда засыпался чернозём и сажался мох.

Строители, не делая никаких скидок на сжатые сроки, достигли высокого качества строительных работ.

В процессе сооружения памятника авторам пришлось провести большую работу по уточнению отдельных форм и размеров архитектурных и скульптурных элементов. Помимо макетирования в гипсе всех сложных профилей и орнаментальных элементов, авторами широко применялось создание макетов в натуральную величину, причём иногда в материале натуры. Такая организация работы дала возможность верно определить формы и размеры элементов всего ансамбля и его отдельных сооружений.

Например, для правильного сочетания архитектуры и скульптуры главного монумента, для определения массы и пропорций постамента и силуэта статуи был сделан макет постамента в 1/5 натуральной величины. На этот постамент была установлена модель скульптуры в этом же масштабе. Макет дал возможность точно определить наклон скульптуры, линию её главного фасада и сделать правильную центровку; так же были прокорректированы размеры и форма пьедестала.

Для определения рисунка мозаичного замощения вокруг братских могил и для уточнения размера листа лавра, его сокращений в перспективе и цветовой гаммы был выложен в натуральную величину фрагмент мозаики из белых и красных камней. Укладка мозаичных замощений из каменных кубиков производилась на песчаном основании с последующей трамбовкой.

Мозаика панно набиралась следующим образом: цветной картон мозаики (в масштабе натуральной величины) фотографировался, и фото расчленялось на отдельные части, которые по порядку нумеровались. Затем на фото, в соответствии с цветным оригиналом, укладывалась смальта. На готовый фрагмент наклеивалась тонкая бумага, и в таком виде мозаичные «листы» поступали на стройку.

Перед установкой мозаики стены тщательно подготавливались: на отдельные их участки предварительно наносился слой бетона, на который и накладывались листы с мозаикой. Бетон заполнял швы между камешками и монолитно связывался с мозаикой. После затвердения бетона слой бумаги, на который была наклеена мозаика, тщательно смывался водой, и лицевая сторона смальты хорошо выявлялась. Некоторые недостатки изготовления панно исправлялись уже на стене.

Этот способ, являющийся разновидностью прямого набора, очень удобен тем, что позволяет художнику вести набор в соответствии со своим эскизом. Кроме того, все работы по заготовке панно можно проводить в цехе. Такой способ набора имеет значительные преимущества перед часто практикуемым обратным набором, при котором автор, набирая в цехе мозаику обратной стороной мозаичных камней, фактически работает наугад, не чувствуя всей силы цвета и тона используемого материала.

Применённый в данном случае способ набора мозаики очень удобен и для транспортировки готовых панно и для лучшей обработки криволинейных поверхностей. В натуральную величину изготовлялся и макет мавзолея. На стенах был закреплён картон с рисунком будущей мозаики. В процессе работы с макетом решались вопросы масштаба и композиции мозаики, освещения зала и т. д.

Опыт работы на строительстве памятника показал, что подобное макетирование чрезвычайно полезно, а для некоторых архитектурных и скульптурных работ — совершенно необходимо.

Важным разделом работы явилось создание монументальной 13-метровой статуи воина-освободителя. После выполнения скульптором Е. В. Вучетичем модели статуи в масштабе 1/5 натуральной величины было произведено увеличение её до размеров натуры. Затем со скульптуры были сняты гипсовые формы. По этим формам на ленинградском заводе «Монументскульптура» была отлита статуя в бронзе.

Следует отметить большое мастерство рабочих и внимание к выполнению почётного задания всего коллектива завода. Скульптура была отлита высококачественно и в короткие сроки.

Лучшие немецкие фирмы, даже при кооперировании нескольких заводов, брались отлить статую не меньше чем за 6 месяцев. Ленинградцы выполнили эту работу за 7 недель.

Монтаж скульптуры на постаменте осуществлялся при помощи крана отдельными частями, которые между собой сбалчивались, а швы зачеканивались и патинировались. Специальный лаз, оставленный в бронзовом литье, позволял производить монтаж изнутри.

Большой комплекс работ составляло сооружение саркофагов. Все рельефы саркофагов выполнялись в натуральную величину из глины, формовались и отливались из гипса. Затем они пунктировались, т. е. переносились на камень, прямо на строительной площадке, где к этому времени были сооружены саркофаги, имевшие выпуски для вырубания рельефов. Уже на месте, по камню, скульптор заканчивал рельеф.

Основные работы по озеленению территории памятника производились заблаговременно с тем, чтобы можно было проверить качество прививки и, если нужно, заменить непривившиеся стволы. Это обеспечивало полноценность всех посадок. Благоустройство территории проводилось планомерно, с таким расчётом, чтобы к моменту окончания строительства были закончены и все работы по благоустройству территории.

Несмотря на весьма сжатые сроки, коллектив строителей успешно справился с выполнением почётной задачи. Все работы по сооружению памятника были закончены за неделю до его официального открытия.» (Я. Б. Белопольский, Памятник воинам Советской Армии …, в указ. выше ист., стр. 32-37.)

Работа предъявляла чрезвычайно высокие требования к мастерству резчиков по и камню, каменотёсов, строителей и других специалистов, причастных к строительству. Вот что рассказали нам двое из них.

Резчик по камню Эрвин Дамеров вспоминает:

«В то время как подъёмные краны, будто играючи, поднимали в воздух многотонные грузы и всё архитектурное сооружение стремительно росло ввысь, немецкие скульпторы занимались моделированием фигур в натуральную величину по проектам и под непосредственным руководством проф. Е. В. Вучетича. Так, в специально построенном для этого помещении создавалась статуя советского воина высотой в двенадцать с половиной метров; в натуральную величину лепилась из глины фигура «Матери-Родины» — образа наполненного глубокой проникновенной силой, а также модели для статуй коленопреклонённых советских солдат.

Через промежуточную модель были доведены до своих натуральных размеров — 4,2 на 2,5 метра — барельефы для саркофагов, выполненные по проектам советского скульптора. После того, как проф. Е. В. Вучетич вносил необходимые коррективы, формовщики отливали в гипсе все выполненные ранее из глины работы и другие декоративные орнаменты. Понадобились месяцы напряжённой работы почти ста скульпторов-камнерезчиков, чтобы выполнить эмблемы-орнаменты и изображённые на саркофагах сцены, высекавшиеся дважды из такой хрупкой породы, как мрамор, и приобретавшие всё более совершенную форму.

Постепенно поднимались своды строившегося на кургане мавзолея, который принимал свой окончательный облик. В то время, как внутри его уже близились к завершению работы по составлению великолепного панно из золотой мозаики, и яркие блики, отбрасываемые орденом Победы, выполненным из золота и хрусталя, играли на чёрном граните цоколя, на котором в золотом ларце лежит почётная книга с именами павших героев, кран поднимал одно за другим кольца монумента на башню мавзолея — своеобразный фундамент памятника. Там, высоко в воздухе, монтировали статую воина — символ всего сооружения.» (Ср. Свет с Востока. Хальбмонатсцайтунг дер Гезельшафт цум штудиум дер культур дер Советунион. Ландесгезельшафт Тюринген (Веймар), 15.6.1949.)

Камнерезчик Вальтер Брюкнер, коллега Эрвина Дамерова, дополняет его рассказ:

«Оттуда, где шли работы над созданием фигуры «Матери-Родины», отчётливо был слышен стук и скрежет инструментов множества трудившихся над отделкой гранита и юрского мрамора камнерезов. Для обработки каждого вида каменной породы было сооружено специальное рабочее помещение. «Гранитный или юрский барак» — это название навсегда врезалось в память каждому, кто работал там. В «юрском бараке» в первые недели я обтёсывал камни для саркофагов.

В распоряжении строителей была часть помещений и двор казармы. Тут же располагались административные, жилые и прочие помещения. В цехах и бараках, построенных на территории двора, создавались эскизы всех пластических элементов памятника-ансамбля.

В первые дни моей работы в Трептове, летом 1948 года — тогда я ненадолго поселился прямо в казарме — мне довелось наблюдать, как здесь сооружали в миниатюре модель фигуры с ребёнком на руках (высота модели была около 1,2 метра) на оклееном бумагой макете кургана с мавзолеем, — уменьшенное изображение будущего символа, на котором его создатели хотели проверить то впечатление и воздействие, которое будет производить монумент и весь ансамбль в цепом на посетителей. В той стороне двора казармы, что граничила с улицей Эльзенштрассе, напротив нынешнего трамвайного парка, была сооружена постройка в виде башни. Здесь во всю свою величину, почти в 12 метров высотой, по той самой модели и была вылеплена, пока в глине, фигура воина с ребёнком на руках. В этом же помещении были сделаны модели фигур солдат, преклонивших колена перед знамёнами. Этой работой занималось несколько скульпторов из Берлина и из других мест. Главный скульптор сооружения Е. В. Вучетич неослабно следил за претворением своей идеи в жизнь.

Для многочисленных барельефов саркофагов были вначале приготовлены эскизы поменьше — от 50 до 60 см — выполненные с особой тщательностью. В просторном сооружении на территории казармы на больших деревянных панелях по этим эскизам готовились в натуральную величину сами барельефы. Эти работы выполнял коллектив под руководством Феликса Краузе.

Потом лепщики и формовщики делали с глиняных моделей гипсовые слепки, которые также заполнялись гипсом. И уже готовые гипсовые модели барельефов поступали в распоряжение тех, кто работал над саркофагами.

Осенью 1948 года саркофаги были установлены на каменные плиты. Теперь предстояло воплотить барельефы в камне. Наступила зима и работать стало труднее. Однако и эта проблема была решена: вокруг каждого из объектов соорудили светлые и просторные бараки. Гипсовые модели, поделённые для удобства на части, поместили у торцовых стен, где было больше света. Над саркофагами работали смешанные коллективы, куда входили каменотёсы и камнерезчики. Наша бригада работала над третьим саркофагом в левом ряду. Я выбрал ту сторону саркофага, которая была обращена к главному монументу: советские люди, отдающие своё имущество ради спасения Родины.

Мы приступили к работе, замысел которой вдохновлял своим величием и красотой. Я всегда с удовольствием вспоминаю о6 этом времени. Как и до этого, то есть в период работы над моделями, скульптор Е. В. Вучетич (на фото) постоянно был среди нас.

Весной 1949 года бараки были снесены. Все недостатки, обнаруженные при более ярком дневном освещении, были исправлены и доработаны.

Теперь мы могли сказать: «Дело сделано!»

У скульптора Феликса Краузе, о котором упомянул Вальтер Брюкнер, были особенно тесные, почти дружеские отношения с профессором Е. В. Вучетичем. Мы охотно расспросили бы его самого о знаменитом советском скульпторе, о творческой атмосфере на стройке, но, к сожалению, Феликса Краузе нет уже в живых. Правда, в записях бесед с ним, сделанных журналистом Руди Пешелем, мы обнаружили некоторые воспоминания, заинтересовавшие нас.

«Феликс Краузе часто рассказывал мне об установившихся у него с Е. В. Вучетичем добрых отношениях: «Мы подолгу и страстно спорили, зачастую отчаянно жестикулируя, иногда так шумно, что наши голосовые связки едва выдерживали это. Случалось, дело доходило почти до ссоры. Причём речь шла даже не о главном, а больше о деталях. Однако если профессору что-то не нравилось, он мог прийти в ярость, да и я, пожалуй, не уступал ему в упорстве. Но это не мешало доброму сотрудничеству, а германо-советская дружба, пустившая тогда свои первые робкие ростки, нашла в этом самое конкретное воплощение.

Для фигуры девочки на руках у солдата позировала сначала моя дочь Марпена, которой не было тогда и четырёх. Потом её сменила Светлана, одна из дочерей генерал-майора А. Г. Котикова.

Осенью 1947 года профессор Е. В. Вучетич закончил модель главной фигуры, высота её не превышала восьмидесяти сантиметров. Отливка с неё находится сегодня в музее В. И. Ленина в Москве. На цоколе скульптуры на русском языке высечена надпись: «Воин-освободитель. Скульптор Е. В. Вучетич. 1946 г.»

Теперь с этой модели надо было сделать сначала промежуточный слепок размером в одну пятую натуральной величины монумента (11,6 метра), т. е. в 2,32 метра. Насколько мне известно, существует несколько отливок с неё. Одна находится в музее Революции в Москве, а две других установлены в качестве памятников в Серпухове и в берлинском районе Карлсхорст.

Под руководством Е. В. Вучетича мы приступили к работе. Мы — это пять немецких скульпторов из Берлина, в том числе и я.

В конце весны — начале лета 1948 года, когда была уже сделана промежуточная модель, и несколько немецких скульпторов приступили к лепке статуи из глины в натуральную величину, Е. В. Вучетич решил переделать фигуру. Позировал ему И. С. Одарченко. К своей работе профессор подходил чрезвычайно критически: сделанная модель спустя некоторое время вновь отвергалась им. Почти всегда его можно было видеть в ателье с небольшим комочком глины в одной и маленьким шпателем в другой руке. Присядет вдруг на корточки и начинает лепить, иной раз всего навсего какую-то деталь, которую, по его мнению, требовалось усовершенствовать. Если же решение его не удовлетворяло, то случалось и так, что он со всего размаху швырял ком глины на стол. Да, иногда он мог быть вспыльчивым, но это не имело ничего общего с капризностью, а объяснялось его неугомонностью и стремлением создавать художественные произведения с помощью наиболее сильных выразительных средств. При этом самые строгие требования он предъявлял к самому себе. Я знал его как художника, неуклонно стремившегося к полному совершенству произведения. Неся вместе с рядом других товарищей ответственность за сооружение всего этого огромного комплекса, профессор Е. В. Вучетич с головой уходил в работу. Мы постоянно удивлялись, как только он всё успевал делать, неустанно подавая самые разнообразнейшие идеи и создавая новые проекты. У меня дома Е. В. Вучетич был всего несколько раз, но даже и тогда в его руках часто появлялся блокнот для эскизов.

Началось сооружение оригинала скульптуры, который достигал почти одиннадцати с половиной метров в высоту. Лепили его из глины. Сначала плотники под руководством скульпторов возвели огромный прочный каркас, на что ушло почти двадцать кубометров дерева. Ему и в самом деле предстояло немало выдержать! В течение последующих недель двадцать студентов из художественных училищ облепили каркас почти сорока тоннами глины. Вырос бесформенный колосс, который, наконец, после долгих дней работы был окружён многоэтажными строительными лесами с рабочими площадками для скульпторов.

Лепить было очень трудно. Приходилась постоянно следить за тем, чтобы глина не высыхала и не затвердевала. Скульпторы поделили между собой работу: головы солдата и девочки лепил один, руки — другой и так далее. И на это были причины, поскольку у каждого скульптора есть своя сильная сторона, что-то удаётся ему лучше, чем остальное. Это и было принято во внимание при распределении работы над фигурой. Я помню, например, что у одного скульптора получались чудесные характерные руки с тонкими прожилками, как мы тогда говорили «микельанджеловские». Мне было поручено выполнить складки на одежде. На практике такое разделение труда сохранялось, конечно, не всегда, поскольку скульптор, возглавляя наш коллектив и осуществляя организационное руководство, постоянно вносил во всё свои изменения.

Прошло несколько недель напряжённого труда. После того, как скульпторы закончили работу, и она выдержала строгую проверку, Е. В. Вучетича, который, создавая памятник, вложил в него всё своё мастерство и душу, за дело взялись формовщики. Для того, чтобы выполнить задание, им понадобилось около двадцати тонн гипса. В декабре 1948 года гипсовая модель в натуральную величину была готова. Но тут возникла серьёзная проблема. Западноберлинская мастерская бронзового литья, владельцем которой был некий Ноак, заявила, что не сможет сделать отливку за четыре месяца. А большим временем мы не располагали. Мне самому пришлось присутствовать один или два раза на этих переговорах и я по сей день помню становившиеся порой необычайно шумными дебаты, в которых стороны не скупились на слова и на жесты. Но всё было напрасно; Ноак соглашался на всё, но только не на отливку этой огромной фигуры за четыре месяца. Дескать, такое вообще невозможно за подобный срок.

Выполнение этой ответственной работы было поручено одному из ленинградских предприятий. Гипсовую скульптуру, установленную на специальном вращающемся диске в построенном для неё временном ателье, разделили на несколько частей. Потом на низкорамном прицепе её отправили на товарную станцию. На календаре было 24 декабря 1948 года.»

О работах в Ленинграде по созданию этой и этой знаменитой скульптуры мы узнали из заметок корреспондента «Ленинградской правды» В. Береславского, напечатанных в одном из номеров газеты «Неделя»:

«Перебирая архив фотокорреспондента «Ленинградской правды» Д. Трахтенберга, мы нашли снимок, который, по всей вероятности можно считать первым фотографическим изображением знаменитой скульптуры. Ещё не были как следует пригнаны один к другому бронзовые блоки, поскольку сборка была произведена лишь экспериментальная, только что ушёл в глубь цеха кран, и скульптура впервые встала во весь рост… Сегодня эта фотография, прежде не публиковавшаяся, стала исторической. Мы видим на ней тех, кто только что закончил большую и сложную работу.

Снимок сделан в марте 1949 года, скорее всего 25 марта; в тот день «Ленинградская правда» напечатала краткое сообщение: «Произведена пробная сборка памятника ,Советский воин-освободитель», отлитого на заводе «Монументскульптура».

Этот снимок мы показали нынешним труженикам «Монументскульптуры». Там не много осталось тех, кто 27 лет назад участвовал в отливке монумента: одни на пенсии, иных уже нет в живых. Лев Александрович Игнатьев, работающий на «Монументскупьптуре» с 1939 года, нашёл на фотографии и себя, и своих коллег, назвал их по именам-отчествам : Фёдор Иванович Катков, Иван Васильевич Васильев, Павел Иванович Видау, Натан Ефимович Сандлер, Николай Алексеевич Жуков, Алексей Николаевич Ширестов… В центре группы в военной форме — Евгений Викторович Вучетич.

— «Снимок сделан не у нас, не на «Монумент-скупьптуре», а в цехе завода «Лентрублит» — вспоминает старый мастер. — «Наше предприятие пострадало от бомбёжек, не было возможности сложить отдельные блоки. Но даже в высоком цехе «Лентрублита» пришлось вырыть котлован глубиной метра два, и всё равно, когда установили верхние детали скульптуры, кран уже не мог пройти над ними — голова статуи почти упиралась в потолок. После того как государственная комиссия приняла нашу работу, в цехе состоялся митинг. В это время фоторепортёр и заснял всех, кто трудился над памятником. А через несколько дней скульптуру отправили в Берлин.

Сразу скажу: в то время мы ещё не располагали ни необходимой производственной базой, ни соответствующим штатом специалистов; многие ведущие мастера не вернулись с полей Великой Отечественной. Но у каждого из нас было стремление срочно выполнить задание. Каждый считал эту работу своей личной данью памяти погибших воинов. Работали по-фронтовому. На территории завода было небольшое общежитие, и многие инженеры и мастера-формовщики, земледелы, плавильщики, литейщики, заливщики, чеканщики работали по 12-14 часов и после недолгого отдыха снова шли в цехи».

В нынешнем мае Л. Игнатьев побывал в ГДР, в Ростоке. Там создают сейчас один интересный памятник, отливать который будут в Ленинграде; поэтому и пригласили старого мастера, чтобы прикинул, как лучше сделать гипсовые формы, и вообще помог советами. Лев Александрович на обратном пути заехал в Берлин, принёс цветы к памятнику в Трептов-парке, посмотрел, как выглядит скульптура 27 лет спустя.

Директор завода Виктор Павлович Степанов говорит:

— «Вучетич рассказывал, что, когда скульптуру, отлитую в Ленинграде, привезли в Берлин, один из лучших немецких литейщиков, убедившись, что всё сделано безукоризненно, подошёл, поцеловал плинт (нижнюю часть статуи) и сказал: «Вот ещё одно русское чудо!» Было чему удивляться: ленинградские мастера сделали отличную отливку не за полгода, как полагалось бы, а за семь недель». (Ср. Неделя, Москва, No 22, за 1976 г. )

10 апреля 1949 года уже готовые отлитые из бронзы части памятника были доставлены в Берлин. Монтаж скульптуры и патинирование удалось закончить своевременно. Для этого в Берлин было направлено несколько специалистов из Ленинграда.

Сведения, собранные нашим кружком из разных источников, свидетельствуют также о том, с какими трудностями было связано создание скульптуры «Матери-Родины». Сначала понадобилось найти каменную глыбу, которая по своим качествам и габаритам отвечала бы представлениям Е. В. Вучетича о будущей скульптуре. В своих поисках товарищи из СВАГ приехали на арнсдорфский гранитный завод в Кёнингсхайнских горах с просьбой отколоть гранитную глыбу весом в 50 тонн для скульптуры. Их просьба была встречена скептически, ведь в арнсдорфских каменоломнях работ в данный момент не велось, да и откуда было взять инструмент и технику.

 

Прибыли советские солдаты со своей техникой. Одновременно они восстановили повреждённые мосты на пути следования в Берлин, подведя под них дополнительные опоры. В 1948 году огромная глыба была доставлена на специальной автомашине в Берлин, в Трептов, и с помощью кранов её сгрузили на подготовленную площадку, совсем рядом с тем местом, где сейчас стоит скульптура «Матери-Родины». О том, с какими трудностями и даже опасностями пришлось столкнуться тем, кто участвовал в перевозке, а также обслуживал различную технику, применявшуюся при этом, нам рассказал Эрфрид Хилле, проработавший на строительстве экскаваторщиком с 31 июля 1947 года по 5 сентября 1949 года:

«Повсюду не хватало материалов, инструментов, машин и т. д., ведь мы ещё только

начинали преодолевать разруху. Однажды на товарную станцию Берлин-Трептов привезли экскаватор и мастер попросил пригнать его оттуда меня, так как экскаваторщиков у нас тогда не было. Когда я отправился на станцию мне было немного не по себе. Вместе с мастером осмотрели эту громадину, весившую около 60 тонн. Экскаватор был отправлен в разобранном виде, так что сначала надо было его собрать. Нам пришлось немало потрудиться над ним. Ознакомившись с управлением, я отогнал его на стройку. Так я стал экскаваторщиком. Рыл котлован, сменив грейфер на крюковую обойму, разгружал каменные блоки весом в несколько тонн — для экскаватора повсюду находилась работа.

Участвовал я и в рытье особенно глубокого котлована для главного монумента. Щебень, который нам нужен был для изготовления бетона, доставляли первое время на баржах в грузовой порт Остхафен; там его разгружали и везли на машинах на стройплощадку. Из порта надо было ехать через мост Обербаумбрюкке, улицы Кёпеникер штрассе и Флутграбен до Трептов-парка. Но позже этот маршрут пришлось изменить, так как он проходил по территории западных секторов города. Решили подвозить щебень на судах прямо к Трептову. Баржи причаливали у того места, где находится ресторан «Ценнер». К сожалению, мы не учли, что вес экскаватора был слишком тяжёл для мягкой почвы на берегу Шпрее. Однажды случилось так, что экскаватор, направляясь к месту разгрузки, увяз своей левой гусеницей в прибрежном песке. Необходимо было срочно что-то предпринимать, иначе экскаватор мог сползти в реку. Я быстро опустил стрелу на дно. После этого нужно было подпереть экскаватор металлическими шпалами и угольниками. Какой тут поднялся переполох! С большим трудом нам, наконец, удалось общими усилиями спасти машину. Позднее скат берегового откоса был укреплён и утрамбован и таким образом решён вопрос о разгрузке барж.

Мне хочется ещё упомянуть о том, что генерал-майор А. Г. Котиков неоднократно лично приезжал на стройку, чтобы понаблюдать за ходом работ и узнать о наших заботах и трудностях. Вместе с прорабом стройки инженером Н. С. Капорцевым он выслушивал наши мнения и предложения и давал советы, как лучше выполнять те или иные работы.