|
| Вы не зарегистрированы. Войти или прочитать Правила участия |
Подписаться
|
 |
 |
|
 |
|
|
 Продолжу публиковать книгу о Памятнике Советскому Воину-освободителю в Берлине. Первая часть была опубликована ранее — об истории Трептов-парка. В этой части о самом мемориале и о войне.
Ансамбль необычайной выразительной силы
А теперь приглашаем вас посетить мемориальный ансамбль и поближе познакомиться с ним как в целом, так и с его отдельными элементами, взглянув на него глазами скульптора Е. В. Вучетича.
«С обеих сторон территория ограничивается транспортными магистралями: Пушкиналлеей и Ам Трептовер паркштрассе. Окружённый стеной могучих вековых платанов, будущий памятник полностью изолировался от этого района Берлина с его архитектурой, и это освобождало нас от необходимости считаться с ней. Входя на территорию парка, человек отключается от городской жизни и всецело подпадает под воздействие памятника.
Территория ансамбля занимает площадь около двухсот тысяч квадратных метров, и посетитель, знакомящийся с памятником, проходит довольно значительное расстояние.
Всё пространство нами было расчленено на три комплекса, органически взаимосвязанные и подчинённые единому идейному тематическому замыслу памятника. Первый комплекс составляют две полукруглые площади со входными арками и расположенные перпендикулярно к магистралям аллеи, ведущие к скульптуре «Матери-Родины». Эта скульптура стоит в месте пересечения аллей и основной оси ансамбля, которой подчинены следующие два комплекса. Второй комплекс составляют небольшая площадь, на которой стоит монумент «Матери-Родины», аллея-пандус, ведущая к главному входу, образованному двумя огромными приспущенными знамёнами и фигурами коленопреклонённых воинов перед ними.
Основной комплекс состоит из партера братских могил, саркофагов и главного монумента. Длина партера от поперечной оси знамён до поперечной оси кургана с главным монументом — 270 метров, ширина между торцами саркофагов — 76 метров.
Композиция ансамбля, составляющие её объёмно-пространственные комплексы, все художественно-выразительные средства подчинены тому, чтобы траурные аккорды, встречающие входящего человека, всё более перерастали в величественный гимн торжеству жизни.
Минуя полукруглую площадь от Пушкиналлеи или от Ам Трептовер паркштрассе, посетитель через монументальную арку входит на территорию ансамбля.
На фасаде арки по сторонам венка из лавровых и дубовых ветвей расположены надписи на русском и немецком языках : «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость социалистической Родины» (все надписи в различных местах ансамбля вырублены на этих двух языках). Венок обрамляет год победы — «1945».
Уже перед арками можно видеть через их пролёт скульптуру «Матери-Родины». Аллеи, ведущие от арок к этой скульптуре, ограничены стриженой зеленью двухметровой высоты, за которой плотной стеной стоят липы.
«Мать-Родина» скорбит о своих сыновьях
Проходя по аллее, посетитель смотрит на фигуру «Матери-Родины» несколько сзади, со спины, и, подойдя, обходит её и видит скорбное лицо женщины. Образ «Матери-Родины», первым встречающий посетителя, должен был по нашему замыслу выразить глубокую скорбь советского народа о своих лучших сынах, погибших в боях за счастье человечества, и вместе с тем показать высокое благородство и правоту их борьбы с силами империализма за свободу народов.
Образ «Матери-Родины» мы воплотили в статуе пожилой женщины в простой одежде. Её левая рука, держащая конец шали, прижата к груди, правой она опирается на скамью. Мы стремились выразить в склонённой голове, в благородном и простом лице, в лаконичных и строгих складках одежды её скорбь и вместе с тем сознание величия смерти её сынов во имя высокой идеи, во имя победы жизни над смертью. Мы считали, что правда выраженного в этой фигуре чувства должна делать её особенно близкой всякому, кто придёт сюда почтить память героев.
Статуя «Матери-Родины», имеющая размер в две с половиной натуры, вырублена из цельного блока светло-серого гранита и покоится на пьедестале из красного полированного гранита на фоне тёмной зелени елей, образующих своеобразную нишу. Растущие перед ними берёзы склонились в сторону «Матери», условно подчёркивая её скорбь.» (Ср. Е. В. Вучетич, Художник и жизнь, Москва, 1963 г., стр. 192-194)
Реваз Маргиани
Где б я ни жил, куда б ни ехал я —
И я гляжу в чистейшие глаза
У матери в глазах неправды нет.
В них правый гнев,
Не верит мать, что жизни смерть сильней,
Нам судьбы поколений вручены,
Но гневные у матери глаза,
Мать говорит
Вечная слава павшим героям
Отсюда путь идёт по широкой аллее-пандусу, и через сто метров человек поднимается на три с половиной метра на террасу главного входа. Чёткие вертикали четырёх рядов тополей по сторонам, зелёные откосы, строгое окаймление газонов, подъём пути создают ритмику марша и торжественность при подходе к главному входу. Здесь с двух сторон стоят рядами берёзы.
Главный вход образован двумя огромными, приспущенными знамёнами из красного полированного гранита. У подножия каждого из знамён стал, опустившись на колено, советский воин — боевой товарищ погибших, отдавая им последние воинские почести.
Возвышающиеся на трёх террасах из светлого гранита приспущенные знамёна имеют строгие и тяжёлые вертикальные складки, подчёркивающие их монументальность. Ясно читаются вырубленные на знамёнах надписи: «Вечная слава воинам Советской Армии, отдавшим свою жизнь в борьбе за освобождение человечества от фашистского рабства».
У левого знамени преклонил колено пожилой бывалый гвардеец, у правого — молодой воин. В левой руке каждый из них держит шлем, правая рука опирается на автомат.
По нашему замыслу эти коленопреклонённые воины должны были составить со знамёнами композиционное целое, выражая высокие чувства скорби, любви, мужественной суровости и величавой торжественности к памяти погибших…
С верхней терассы главного входа в пролёте знамён неожиданно раскрывается находящийся в центре памятника низкий партер…
Венчающий композицию главный монумент виден отсюда целиком, вместе с постаментом и зелёным курганом. Перед спуском в партер с обеих сторон стоят доставленные из Смоленской области две кудрявые русские берёзки, напоминая там, далеко за рубежами Родины, о нашей родной советской земле. (Ср. там же, стр. 194 и след.)
Спустившись вниз по ступеням, мы оказываемся на нижней террасе у выдержанного в строгих формах гранитного ансамбля с надписью «Родина никогда не забудет своих героев».
Здесь мы на время прервём нашу экскурсию и вернёмся к рассказу о работе кружка. Вот что нам удалось узнать о похороненных на этом мемориальном кладбище советских воинах.
Большинство военнослужащих Советской Армии, погибших в боях за Берлин, было похоронено на братском кладбище в Шёнхольце (более 13 тыс . человек) (Ср. А. Кёппен / Х. Маур, Спасибо вам, солдатам Советского Союза. Советский памятник в Берлине-Шёнхольц, Берлин 1975.), но затем останки многих из них перевезли для перезахоронения в Трептов-парк.
Рассказывает об этом Фрида Хольцапфель:
«Когда в 1945 году стали создавать в Трептов-парке мемориальное кладбище павших за наше освобождение советских воинов, я тоже была среди тех немецких женщин, которые своими руками начинали его строительство.
Нам было поручено выкорчевать деревья и удалить кустарник чтобы расчистить место для рытья братских могил, в каждой из которых должно было быть установлено по восемьдесят гробов. На это потребовались недели и месяцы. И вот наступил день, когда прибыли первые автоколонны, доставившие сюда свой печальный груз. При виде того, как в вырытые нами могилы носильщики опускали один гроб за другим, мне казалось, что сердце моё разорвётся от скорби.
Однажды, как это уже было в течение многих недель, опять приехали машины, гружёные гробами с прахом героев. Неожиданно женщины, работавшие вместе со мной, быстро отскочили в сторону, стараясь не чувствовать резкого запаха разлагающихся тел. Не знаю почему, но я осталась у могилы. Я просто не могла сдвинуться с места. Всю меня словно пронизала острая боль, на глаза накатились слёзы. Я заплакала навзрыд и ничего не могла с собой поделать. Мысленно я представляла себе в эту минуту русскую женщину-мать, у которой отняли самое дорогое, что у неё было и опускали теперь в чужую немецкую землю.
Невольно я вспомнила о своём сыне и муже, которые всё ещё считались без вести пропавшими. Может быть и их постигла подобная судьба?
Вдруг из колонны носильщиков выскочил молодой солдат, сбросил с рук резиновые перчатки и подошёл ко мне. «Мамаша, почему плакать?» — сказал он на ломаном немецком языке. «Плакать нехорошо. Немецкий камерад спит в России, русский камерад спит здесь… Всё равно, где они спят… Главное, чтобы был мир… Русские тоже матери плачут. Война — для людей нехорошо!»
Я не в состоянии была ему ответить, к горлу подкатился ком. И опять стали подвозить гробы, всё новые и новые. Работы у нас было очень много, ведь теперь требовалось засыпать землёй все могилы, ни одна не должна была остаться открытой.
Я вся ушла в работу и не сразу заметила, как вернулся молодой солдат и со словами «Мамаша, больше не плакать!» суёт мне в руку свёрток. Потом повернулся и медленно пошёл в строй к своим товарищам. Так как у меня не было времени сразу же открыть свёрток, то я отложила его в сторону. Дома я развернула его — передо мной лежали полбуханки солдатского хлеба и две груши. Наверное, целый суточный паёк этого советского паренька, имени которого мне так и не довелось узнать.
Спустя два года после этого, меня прямо с работы привезли к советскому художнику Горленко. Тогда я была отобрана для позирования создаваемой им фигуры «скорбящей матери» в мозаичном своде Трептовского памятника. (Ф. Хольцапфель, «Мать в памятнике Трептова», в: Дважды рождённые, книга дружбы, Берлин 1959, стр. 232-233.)
Из планов расположения мемориала, различных документов и публикаций Х. Фроша о памятнике советским воинам в Трептов-парке следует (Ср. Х. Фрош, Советский памятник, 2-ое непереработанное издание, Берлин 1970 (без нумерации страниц)), что из 20 тысяч погибших в боях за Берлин военнослужащих Советской Армии здесь, в братских могилах, похоронено более 5 тысяч; прах их покоится позади 16 каменных саркофагов, в основном под старыми платанами и под курганом главного монумента. (В литературе, даже в последнее время, можно встретить в этой связи противоречащие фактам утверждения. Например, в таких работах как Х. Маур, Памятники революционного рабочего движения в Берлине-Трептов. Серия Культурбунда ГДР правление р-на Трептов, Берлин 1972/3, стр. 8; тот же., Памятники рабочего движения в Берлине-Трептов, Берлин 1979, стр. 55; А. Д. Мите, Памятники. Рабочее движение, движение сопротивления, строительство социализма, Лейпциг/Йена/ Берлин 1974, 2-ое непереработанное изд., стр. 43.)
В копии акта о сдаче мемориала от 2 сентября 1949 года сказано, что по этому поводу магистрату была передана памятная книга с перечнем фамилий советских воинов, похороненных в Трептов-парке, хранившаяся в мавзолее памятника. Но в неё вошла только часть имён погибших солдат и офицеров. (Ср. Фрайе Вельт 1975/2.) На обложке этой памятной книги мы читаем:
На её первой странице написано:
На второй странице значатся имена четырёх павших советских воинов, о которых в литературе и публицистике до сих пор содержатся противоречивые данные. (Ср. Е.-Л. Диттмер, Советский памятник, Берлин 1960, стр. 2; Х. Маур, Памятники революционного рабочего движения в Берлине-Трептов, в указ. выше ист., стр.8; А. Д. Мите, указ. выше ист., стр. 43; Вохенпост 1975/15, стр. 12. Например, в газете Берлинер Цайтунг от 5. 8. 1966 г. было написано: «Как символ единства Советской Армии в отдельной могиле похоронены генерал, офицер, сержант и рядовой.» Для таких и подобных им утверждений, которые встречаются также в работе Х. Маур, Памятники рабочего…, стр. 55 нет никаких оснований.)
Благодаря помощи АПН и других советских учреждений, а также из переписки с родными и близкими этик четырёх героев мы смогли подробнее узнать об их жизни и борьбе. (Ср. также Фройндшафт. Газета немецкого населения Казахстана от 8.12.1977; Ср. также, Ауф Гефехтспостен. Айн бух юбер ди группе дер советишнен Штрайткрэфте ин Дойчланд, Берлин 1977, стр. 49.) Кроме того, их судьбой заинтересовался советский журналист Иван Рощин, решивший узнать, кем были эти люди до войны, о чём они мечтали, какие героические поступки они совершили?
И сегодня перед нашим мысленным взором предстаёт их живой незабываемый образ.
Сначала рассказывает Иван Рощин:
«Эта традиция родилась в Советской Армии в годы Великой Отечественной войны: имена героев, павших в боях за Родину, приказом Министра обороны СССР заносятся навечно в списки личного состава воинских частей. В числе их — рядовой солдат Герой Советского Союза Виктор Сажинов. Каждый день на вечерней проверке в танковой части называют его имя. «Герой Советского Союза Виктор Сажинов!» — выкликает ротный старшина.
В ответ раздаётся голос правофлангового:
«— Герой Советского Союза гвардии рядовой Виктор Сажинов пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины.»
А в Москве в Центральном Музее Вооружённых Сил СССР в Зале Победы на мраморной стене в числе других, навечно зачисленных, высечено золотом и его имя.
Виктор Сажинов. Он родился в Казани в 1925 году. Отец его был пекарем на хлебозаводе. Мальчишка учился в школе, а когда началась война, поступил на завод. «Всё для фронта, всё для победы» — таков был лозунг советских людей в тылу в те суровые годы. А с фронта на имя юного рабочего паренька шли письма. Писал отец, Александр Сажинов: «Помогай, сынок, фронту. Нам здесь очень нужны винтовки, патроны, снаряды…» Старший брат Геннадий, как и отец с первых дней войны находившийся в действующей армии, наставлял младшего: «Рад, что ты в числе лучших производственников. Но знай : скоро и твой черёд стать в ряды защитников Родины. Готовься к этому. Изучай военное дело.»
Виктор, следуя советам брата, после рабочей смены, усталый, не уходя с завода, вместе с другими сверстниками, в оборонном кружке штудировал азы солдатской науки побеждать.
В начале 1943 года из части, в которой воевал Геннадий, пришло извещение о гибели брата: «… пал смертью храбрых на поле боя …» А через несколько дней комсомолец Виктор Сажинов пришёл в военкомат. «— Прошу призвать меня в армию. На место брата, который погиб на фронте. Мне уже скоро восемнадцать. Винтовку и автомат изучил, стреляю хорошо…»
В апреле 1943 года Виктор надел солдатскую шинель. Боевой путь Виктора начался на подступах к Днепру. Вместе со своим земляком Нурми Шариповым он участвовал в форсировании этой водной преграды. Затем были бои за Фастов, Житомир, Львов…
Летом 1944 года пал смертью героя Нурми. На его могиле Сажинов сказал : «— Я клянусь тебе, друг, что дойду до Берлина!»
12 января 1945 года с Сандомирского плацдарма войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление. В его составе действовала и 53-я Гвардейская танковая бригада, в которой служил разведчиком рядовой Сажинов. 14 января разведчики вышли к реке Нида. Виктор быстро отыскал брод для танков и вместе со своими товарищами атаковал боевое охранение противника.
Через два дня Виктор в числе первых ворвался в город Радом и отличился в уличном бою. Храброго воина командование представило к награде. Он был удостоен звания Героя Советского Союза. Но не успел получить награду. В боях за Берлин, 25 апреля 1945 года, вражеская пуля оборвала его жизнь.» (Ср. И. Рощин, „Помним всех поименно", АПН, Москва 1977 г. (рукопись в распоряжении кружка))
Иван Рощин побывал на родине героя в Казани. В краеведческом музее он увидел фотографию Виктора и многих других героев войны. Одно из местных издательств выпустило книгу о героях — жителях этого города. В клубе завода, где Виктор работал токарем, его героическому подвигу посвящён специальный стенд.
Мы съездили в Вюнсдорф, там в Музее Группы советских войск в Германии члены нашего кружка узнали имя и увидели бюст Героя Советского Союза гвардии рядового В . А. Сажинова. От брата Виктора Александровича, Владимира Александровича Сажинова, живущего в Казани, наш кружок в июле 1977 года получил следующее взволнованное письмо:
«Здравствуйте, юные историки!
Я очень рад, что Вы так чтите память о погибших воинах Советского Союза… Вы просите описать биографию Сажинова Виктора. Отец Виктора, Сажинов Александр Григорьевич, умер 17 июля 1975 года. Опишу всё, что помню я, его брат. Виктор родился в Татарской Автономной Республике в Казани 2 февраля 1925 года. В детские годы он был очень развитым ребёнком. В 1933 году он поступил учиться в школу. Учился на отлично. Никогда не пропускал занятий. Мои воспоминания начинаются с 1936 года. Мне тогда было пять лет, Виктору — одиннадцать. Он был очень сообразительным, энергичным, смелым парнем. Во дворе у нас всегда являлся организатором всех игр. Проводил с нами разные экскурсии и путешествия по неизведанным для нас местам в Казани. Он никогда не жаловался на трудности. Первым преодолевал опасные места. Был честен и справедлив даже в играх, презирал трусов и нытиков. Особенно хорошо он организовывал игры в войну. В этих играх Виктор всегда брал роль разведчика или «возглавлял» ВЧК, подражая Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Был решительным, волевым, настойчивым. В нём рано развилась самостоятельность в своих решениях.
Очень любил животных. Держал кроликов, голубей, морских свинок и двух попугаев. Если он видел, как обижают животных, то всегда вставал на их защиту.
Занимался лыжным и конькобежным спортом. Имел по ним разряды. Все эти увлечения нисколько не отражались на учёбе. Началась Великая Отечественная война. Виктор успел закончить только семь классов. Так кончилось его детство. Старший брат Геннадий и отец ушли на фронт. Мы остались одни: Виктор, больная мать и я. 13 февраля 1942 года семнадцатилетний Виктор поступает работать на завод, содержит меня и больную мать. 27 июня 1942 года умерла мать, убили старшего брата. Виктор решил уйти на фронт добровольцем. Он стал часто посещать военкомат, не находил себе места, буквально бредил фронтом. В 1943 году он добился направления на фронт, добровольцем. Ему было восемнадцать лет. Он стал беспощадно мстить фашизму за поруганную Родину, за смерть матери, за смерть брата и своих товарищей. Смелость, находчивость, храбрость, умение переносить все тяготы и трудности пригодились на фронте. Виктор был награждён «Ме-далью за отвагу» и орденом «Отечественная война». Командование высоко оценило его боевые заслуги перед Родиной. 22 апреля 1945 года он был удостоен высокой награды — звания Героя Советского Союза. 25 апреля в бою за освобождение Берлина, спасая жизнь своего командира, Герой Советского Союза Сажинов Виктор Александрович погиб. Так оборвалась жизнь двадцатилетнего парня…
Сажинов Владимир Александрович»
Теперь вновь предоставим слово Ивану Рощину:
«Красная Пресня Москвы. В этом районе, овеянном романтикой революционных боёв, родился Борис Бычковский. На Дружниковской улице в школе №87 он учился. Ходил вечерами во Дворец культуры имени героя-пионера Павлика Морозова. Был непременным участником турпоходов…
Началась война, и Борис Бычковский, ученик 10 класса, пришёл в военкомат. Вернее, при-шёл весь класс.
«Только на фронт!» — была их общая просьба.
У Бориса военная судьба складывалась не так, как хотелось. Вместо фронта — запасной полк. Потом — Дальний Восток. В сентябре 1944 года Борис окончил танковое училище, стал офицером.
На Висле в январе 1945 года начался его боевой путь.
Весточка матери:
«Всё время в боях. Не волнуйтесь. Подбил «леопарда». Или вернусь героем, или сложу голову. Не плакать. Если и погибну, то за Родину»
Погиб Борис Бычковский, коммунист, командир танка, 2 мая 1945 года в Берлине. Из наградного документа: «В боях с фашистскими захватчиками тов. Бычковский проявил мужество и отвагу. 14 января 1945 года, действуя в передовом отряде бригады, его танк форсировал реку Нида и вёл бой по расширению плацдарма… В бою за с. Якубов огнём и гусеницами уничтожил несколько огневых точек противника. Продолжая выполнять боевую задачу, вступил в бой с самоходкой и поджёг её…»
В этот день, 14 января, Борис был ранен в голову. Но отважный воин остался в боевом строю до самого Берлина…
Есть в Татарии в Дрожжанском районе небольшая деревушка Кошки-Теняково. До войны жил и трудился в ней колхозник Трофим Иванов. Растил с женой Таисией сына Николая и дочь Елену. Когда началась война, колхозник сказал жене:
— Надо идти защищать детей.
И ушёл. В мотострелковом полку гвардейского танкового корпуса принимал участие во многих боях. На фронте вступил в Коммунистическую партию. Командовал взводом. Был награждён орденом Красной Звезды. В феврале 1945 года был ранен. В госпитале вручили ему вторую награду — орден Отечественной войны II степени. Это за то, что первым «со взводом ворвался в населённый пункт, закрепился в нём, отразил все контратаки фашистов».
А в боях за Берлин Иванов снова отличился. Когда прорывали внешнюю оборону в районе Барута, он применил обходной маневр и зашёл в тыл противника. Солдаты под его командованием ружейно-пулемётным огнём очистили от врагов юго-восточную часть населённого пункта и тем самым обеспечили успех всему батальону.
Потом на его пути был канал Тельтов. Здесь взвод Иванова первым оказался на противоположном берегу. Командир лично возглавил атаку бойцов. На улицах Берлина шли ожесточённые схватки. Обречённые гитлеровцы делали всё, чтобы отсрочить свою гибель. Бойцам Иванова приходилось выбивать их из укреплённых домов. Личным примером лейтенант увлекал бойцов.
28 апреля 1945 года. Ожесточённый бой разгорелся за Кайзераллеей. В этой схватке лейтенант Иванов пал смертью героя.» (Ср. И. Рощин, „Помним всех поименно", АПН, Москва 1977 г. (рукопись в распоряжении кружка))
Сначала наш кружок начал переписываться с его внучкой Людой Ивановой, а потом нам написала его дочь Елена Выборнова. Она прислала нам фотографию отца и сообщила о нём следующие биографические данные:
«Родился Иванов Трофим Николаевич в 1911 году в Татарской АССР, Буинского района в деревне Кошки-Теняково. Получил педагогическое образование. В Советской Армии служил с 1931 года по 1933 и затем вновь с 1941 года. В 1942 году стал членом КПСС. В том же году окончил курс для младших лейтенантов и командовал взводом запасной лыжной бригады, а затем гвардейской стрелковой бригады.»
О жизни гвардии старшего сержанта Бориса Матвеевича Князева нам рассказал его брат Алексей Князев. Вот что он нам написал:
«Здравствуйте, уважаемые юные историки и директор!
Получил Ваше письмо, которое было адресовано на имя Князевой Марии Яковлевны, матери погибшего в Берлине Князева Бориса Матвеевича. К сожалению, она умерла уже десять лет тому назад, и отвечает Вам брат Бориса, Алексей Матвеевич, участник Великой Отечественной войны, инвалид.
Вы просите рассказать о Борисе.
Родился он в 1925 году. С восьми лет пошёл в школу. Окончив семь классов, стал работать слесарем. Жизнь его не баловала. Нас у матери было четверо сыновей, Борис рос третьим. В 1936 году не стало отца, так что мы рано узнали что такое труд. На работе Бориса хвалили. Мать у нас была строгая, она следила за нами, чтобы все были чистыми и сытыми. Мы старшие братья во всём помогали ей. Мать всегда говорила, пусть делают всё сами, сначала получится плохо, а потом будет лучше.
Борис любил машины, бывало просиживал часами около них. Рос он любознательным, смелым мальчиком, всё ему хотелось сделать самому. Когда началась война, мы, старшие братья, пошли на фронт. Он всё просился добровольцем с нами, говорил: «Я тоже хочу помогать вам.» В 1943 году 23 января он пошёл на войну. Из армии матери присыпали благодарности, Борис писал, что служит честно и добросовестно. Когда узнал, что старший брат погиб, он очень горевал, а потом, когда я пришёл домой инвалидом, он писал, что за всё рассчитается. Но, как видите, не суждено ему было остаться в живых. Война нам обошлась очень дорого. Последнее письмо получили от командования. В нём говорилось, что Борис был награждён орденом Богдана Хмельницкого. А 28 апреля 1945 года прислали извещение о гибели нашего брата, Князева Бориса Матвеевича. До победы он не дожил десять дней. Вот и вся его биография, короткая, он прожил всего двадцать лет…
Очень Вам благодарны, юные историки и директор, за память о брате.
С уважением Князев Алексей Матвеевич.»
Эту биографию героя дополнил Иван Рощин:
«Старший сержант Борис Князев, уроженец города Сухиничи Брянской области, служил в одной роте с Виктором Сажиновым. Были они одногодки. Вместе боевой путь начинали. В числе первых форсировали Днепр. И до Берлина дошли.
Борис Князев за доблесть, мужество и находчивость в бою, был награждён орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды и орденом Богдана Хмельницкого III степени.
Орденом Богдана Хмельницкого награждались и офицеры и рядовые солдаты, за личную инициативу, мужество и упорство проявленные при выполнении боевого задания, что способствовало успеху проводимой подразделением операции.
Это было в январе 1945 года. Советские войска с рубежа Вислы начали наступление. 18 января командир приказал Князеву разведать силы противника в населённом пункте Ново-Бжезнице. Ночью с группой бойцов сержант проник в глубокий тыл врага и совершил налёт на штаб вражеской части. Разведчики захватили ценные документы, которые помогли советскому командованию определить группировку противника и его замысел. Имея точные сведения, танкисты нанесли решительный удар по слабым звеньям обороны врага и уже 23 числа вышли к реке Одер.
После этой операции приказом Командующего фронтом Маршала Советского Союза И. С. Конева разведчик Князев был награждён орденом.
Много геройских подвигов совершил на своём боевом пути комсомолец Князев. 28 апреля 1945 года, выполняя боевое задание, Князев и его разведчики наткнулись на вражескую засаду. В этом бою он погиб.» (Ср. И. Рощин, „Помним всех поименно", АПН, Москва 1977 г. (рукопись в распоряжении кружка))
Иоганнес Р. Бехер Красное знамя
Товарищи, склонясь у изголовья,
И вот лицо исчезло мертвеца:
Народная армия — армия-освободительница
В центральной части мемориала вдоль продольной его оси, ведущей в направлении к главному монументу, один за другим расположены пять больших окаймлённых гранитом зелёных газонов. Посередине, на гранитных плитах покоятся массивные бронзовые венки диаметром в пять метров из лавровых и дубовых листьев.
Газоны окружены живописным мозаичным ковром из естественных разноцветных камней, изображающим белые лавровые ветви на красном фоне. Красный тон ковра гармонирует с окантовкой газонов, создавая единство цвета и придавая центральной части ансамбля торжественный вид.
А теперь продолжим нашу экскурсию в сопровождении Е. В. Вучетича и послушаем, что он рассказывает:
«По обеим сторонам партера идут аллеи, вымощенные так называемой циклонической кладкой — рваной гранитной плитой, сквозь швы которой пробивается мох.
Раскрывая великую историческую роль Советской Армии в освобождении человечества от угрозы порабощения чёрными силами фашизма, показывая нашу армию как армию нового типа, как армию-освободительницу, армию мира, прогресса и гуманизма, мы стремились дать изображения конкретных эпизодов хода Отечественной войны.
Решая эту задачу, мы расположили от знамён до кургана по обеим сторонам партера по восемь саркофагов, которые подводят к главному монументу.
Саркофаги имеют высоту в три с половиной метра и длину почти в пять метров и, покоясь на гранитных цоколях, приподнимаются над уровнем аллей.
На торцах саркофагов, обращённых к центру партера, вырублены тексты о Великой Отечественной войне, характеризующие сущность этой войны и историческую роль Советской Армии в великой борьбе с фашизмом за мир, демократию и человеческий прогресс. На их продольных поверхностях, хорошо видимых с больших расстояний, расположены рельефы, раскрывающие в художественных образах содержание текстов.
Каждый рельеф имеет площадь в двенадцать квадратных метров. Фигуры в них в полторы натуры, расположены свободно, без обрамлений, что придаёт им большую монументальность. Максимальный вынос отдельных пластических точек в рельефах — до десяти сантиметров.
Тексты и рельефы на саркофагах расположены так, что они, как каменные страницы книги, раскрывают историю Великой Отечественной войны, несокрушимый моральный дух воинов Советской Армии и всего советского народа.
Подойдя к первому саркофагу, посетитель читает на его торце слова: «В течении двух десятилетий Красная Армия охраняла мирный созидательный труд советского народа… Но в июне 1941 года гитлеровская Германия вероломно напала на нашу страну, грубо и подло нарушив договор о ненападении. И Красная Армия оказалась вынужденной выступить в поход, чтобы отстоять свою Родину…»
Барельефы саркофага рисуют картину мирного созидательного труда советских людей, нарушенного разбойничьим нападением гитлеровской Германии, картину несчастий, причинённых этим нападением. Зритель видит людей, погибших от бомбардировок; женщину, плачущую у разбитого очага; груды развалин на месте заводов, фабрик, домов. Здесь выражено чувство проклятия советских людей фашистским извергам.
Эти изображения вызывают в памяти тяжёлые дни начала Великой Отечественной войны, подчёркивают её оборонительный характер и звериные приёмы фашистов.
Второй сакрофаг повествует о6 ужасах и зверских истязаниях, которым подвергали фашисты советское население во временно оккупированных ими областях, а также показывает героическое сопротивление советских людей, боровшихся с врагом в партизанских отрядах. На торце этого саркофага надпись гласит:
«Гитлеровские мерзавцы… задались целью обратить в рабство или истребить население Украины, Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, Крыма, Кавказа.» «Наша цепь ясна и благородна. Мы хотим освободить нашу советскую землю.»
На одном рельефе этого саркофага изображена привязанная к столбу девушка. Несмотря на жестокие муки, которым её подвергли фашисты, она полна гордости и большой, несокрушимой воли.
На втором рельефе в густых переплетающихся ветвях деревьев показаны грозные народные мстители — партизаны.
Одним из важнейших факторов победы Советского Союза в Великой Отечественной войне явилось крепкое и нерушимое единство фронта и тыла. Весь советский народ сплотился для защиты своей Родины. Эта война приняла подлинно народный характер. Во всенародной поддержке воины Советской Армии черпали силу и мужество.
Теме единства фронта и тыла посвящён рельеф третьего саркофага, на торце которого высечено:
«Успехи Красной Армии были бы невозможны без поддержки народа, без самоотверженной работы советских людей на фабриках и заводах, шахтах и рудниках, на транспорте и в сельском хозяйстве.»
На одном из рельефов саркофага на фоне памятника Минину и Пожарскому, символизирующего великий патриотизм нашего народа, показаны советские люди, отдающие свои трудовые сбережения для нужд войны. В памяти встают миллионы советских граждан, патриотов Родины, отдавших в те годы государству свои сбережения для усиления мощи Советской Армии, для разгрома врага.
На другом рельефе этого саркофага изображены представители народа, герои тыла — рабочий, работница, колхозница, инженер, передающие вооружение Советской Армии.
Мы хотели, чтобы этот рельеф напоминал людям о незабываемом героизме миллионов рабочих и работниц, инженеров, колхозников, которые работали день и ночь на полях, на заводах, эвакуированных в глубь страны, показывая изумительные примеры трудового энтузиазма ради скорейшей победы над врагом.
В годы Великой Отечественной войны советские воины достойно продолжали великие традиции мужества и героизма нашего народа. Надпись на четвёртом саркофаге гласит:
«Великая освободительная миссия выпала на нашу долю… Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»
На одном рельефе четвёртого саркофага на фоне Кремля под знаменем с портретом В. И. Ленина изображена могучая стена советских воинов. Не нарушая плоскости барельефа, перспективно сокращающаяся в глубину шеренга бойцов создаёт впечатление грозной, несокрушимой силы.
Второй рельеф изображает клятву гвардейцев при вручении им гвардейского знамени. Коленопреклонённый командир перед боевым строем целует край знамени.
В иностранной печати во время Отечественной войны появились статьи, выражавшие недоумение, непонимание причин того исключительного массового героизма, который был характерен для воинов Советской Армии.
Но секрет массового героизма советских людей заключался в том, что на подвиги их вело сознание осуществления ими великой цели в борьбе с заклятым врагом во имя свободы народа.
Рельефы пятого саркофага изображают героическую оборону городов-героев, их мужественных и стойких защитников. А текст говорит о том, как их героические защитники показали образцы беззаветной храбрости, железной дисциплины, стойкости и умения побеждать, и о том, что по этим героям равняется вся наша Красная Армия.
На шестом саркофаге начертаны слова:
«У Красной Армии есть своя благородная и возвышенная цель войны, вдохновляющая её на подвиги. Этим собственно и объясняется, что Отечественная война рождает у нас тысячи героев и героинь, готовых идти на смерть ради свободы своей Родины.»
На первом барельефе изображён советский воин со связкой гранат, бесстрашно бросающийся под громаду надвигающегося вражеского танка. И вместе со сломанным молодым деревцом обрывается молодая жизнь советского патриота. Но враг остановлен.
Бессмертные подвиги воинов, грудью своей закрывающих амбразуры вражеского дзота, отображены во втором рельефе.
Разгромив фашистского зверя, Советская Армия освободила порабощённые народы стран Восточной Европы, выполнив свой интернациональный долг перед человечеством. Как родных сыновей встретили народы этих стран своих освободителей.
На седьмом саркофаге изображена сцена встречи наших войск с народами Европы, освобождёнными от фашистского рабства. На одном из рельефов — такая сцена: плачущая от радости старушка приникла к груди советского воина, который склонился над раненным фашистами ребёнком; молодой чех держит знамя, вынесенное навстречу освободителям.
На торце саркофага слова:
«Утвердившаяся в нашей стране идеология равноправия всех рас и наций, идеология дружбы народов одержала полную победу над идеологией звериного национализма и расовой ненависти гитлеровцев.»
На последнем, восьмом саркофаге вырублено:
«Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины!»
Скорбные барельефы этого саркофага раскрывают мужественное горе советского народа, отдающего последнюю дань памяти погибших товарищей.» (Ср. Е. В. Вучетич, в указ. выше ист., стр. 195-200.)
Главный монумент — символ мира и гуманизма
Памятник-ансамбль советским воинам, павшим в боях с фашизмом, венчается главным монументом — установленной на кургане фигурой воина-освободителя высотой в 11,6 метра. Сжатый сильной рукой меч символизирует мощь Советской Армии, разрубленная свастика у ног солдата — разгромленный гитлеровский фашизм, а изображённое ваятелем дитя на руке воина олицетворяет собой освобождение человечества от угрозы фашистского порабощения, светлое будущее свободных народов. (Ср. Е. В. Вучетич, в указ. выше ист., стр. 200.)
В первые годы после войны да и потом нередко задавался и обсуждался вопрос служит ли фигура воина-освободителя собирательным образом, или она воплощает какие-то совершенно определённые события. О6 одном из них рассказывает известный советский писатель Борис Полевой:
«Было апрельское утро 1945 года. Война догорала. Бои шли в самом центре Берлина. Столица нацистского рейха, окружённая войсками двух фронтов, отчаянно сопротивлялась.
Вот в это время я и прибыл на восточную окраину города с тем, чтобы дать в праздничный номер своей газеты репортаж об этих боях, в которых уже можно было увидеть приближающееся победное окончание войны…
Опускаю малосущественные подробности, которые я воспроизвёл тогда в своей корреспонденции. Коротко говоря, два солдата, которых я довёз от штаба фронта до их части, обещали показать мне берлинскую передовую, где сражалась их штурмовая рота. Передовая проходила вдоль улицы, на противоположной стороне яростно оборонялись остатки разбитой эсэссовской части. Посредине улицы — ничейная земля: широкая аллея старых буков, выстроившихся вдоль асфальтового проезда, и между ними уличный туалет. Монументальный кирпичный туалет, разрушенный артиллерией. Там, и это видно и нашим, и немецким наблюдателям, возле руин туалета мёртвая женщина, около неё маленькая белокурая девочка лет двух-трёх. Она плачет возле остывшего уже тела матери. Не знаю, уж почему, в силу каких акустических законов, но в редкие мгновения, когда стихает треск перестрелки и гул отдалённой канонады, становится очень слышным слабый, надрывный детский плач.
В момент, когда я прибыл на эту передовую, вдоль каменного завала у разрушенного дома скучились солдаты, вслушивавшиеся в детский плач. Их усталые, закопчённые лица отражали какое-то растерянное волнение, какое, вероятно, бывает у людей возле пожарища, когда они знают, что где-то там, в огне, жаждет помощи живая душа. Кто-то из полковой разведки уже поднимал над бруствером на стволе автомата пилотку. Она тотчас была сброшена несколькими пулями, посланными с той стороны. Спасать ребёнка — значило идти на верную смерть. А ребёнок всё плакал, и плач его становился всё тише, всё жалостней. И тогда я увидел то, что навсегда врезалось в мою память, как самое большое воспоминание о минувшей войне. Высокая фигура солдата вдруг переметнулась через кирпичный бруствер. Как я заметил, выпрыгнул туда под пули противника мой спутник, которого я вёз из штаба фронта. Он был в парадной форме с орденами и медалями. Все замерли. По обе стороны передовой вдруг наступила тишина. С обеих сторон улицы, видимо, следили за тем, как пластаясь по асфальту, извиваясь будто змея, полз этот солдат к кирпичной развалине. Его нетрудно было заметить из-за его праздничной формы. Дополз. Поднял ребёнка. Какое-то время понянчил его на руках, утихомирил. Потом пополз назад, прижимая ребёнка к себе. Обе стороны необычайной передовой, не сговариваясь, молчали. Молчали, будто по уговору. Но ползти по-пластунски солдату было уже трудно. Живая ноша, которую он прижал к груди, не давала ему пластаться по асфальту. В тишине было слышно, как он тяжело дышит. Вот он дополз до кирпичного бруствера на нашей стороне. Остановился, прижимая к себе ребёнка, потом привстал, чтобы перекинуться через каменную оградку, и в это время с той стороны грянул один-единственный выстрел. Фигура солдата начала оседать, он падал вниз, за бруствер на руки товарищей. И те, кто его подхватывал, услышали всего одну фразу: «— Я, кажется, готов… Возьмите, ребята, девчонку.» Больше, до того как его на носилках унесли в тыл, в медсанчасть, он не сказал ни слова. Впал в забытьё.
А что же было с девочкой? Её живую и невредимую, препоручили берлинским жителям, находившимся неподалёку от того места, на питательном пункте. Потом мы искали её. Не нашли…
В этот день я передал в Москву в свою редакцию корреспонденцию «Передовая на Эйзенштрассе». На следующий день мы с моим другом, правдистом Мартыном Мержановым — боевым военным корреспондентом, потрясённые случаем, о котором я ему рассказал, посетили этого солдата в госпитале в районе Шпандау.
Нас к нему не пускали: очень тяжёлый — своим выстрелом немецкий снайпер повредил ему аорту. Сделано несколько переливаний крови, но это мало помогает. После активных настояний нам дали пять минут на разговор, и мы выспросили, как водится, кое-какие репортёрские данные: Лукьянович Трифон Андреевич, 1919 год рождения. Рабочий Минского радиозавода. На войне с первого дня. Старший сержант. Он говорил едва слышно. Губы были почти бесцветны. Они едва шевелились, и приходилось наклоняться, чтобы уловить слова. Он хорошо отдавал себе отчёт, что минуты его сочтены, что он умирает. Мартын Мержанов, участвовавший во многих сражениях, видевший множество смертей, едва сдерживал слёзы, спросил на прощание:
— Трифон Андреевич, если после войны нам придётся попасть в Минск, что передать вашим родным и близким?
Бесцветные губы с трудом сложились в улыбку.
— Ничего не передавайте, товарищ майор. Нет у меня никакого имущества. Была жена, были две дочки. Тёща с ними жила. В первые же бомбёжки фрицы на нашу улицу серию тяжёлых с воздуха положили. От моего домика одни щепки.
Помолчал, тяжело хрипловато дыша.
— Передайте привет ребятам с радиозавода, может, кто из них Тришку Лукьяновича помнит…
Память об этом солдате, о необыкновенном его подвиге с тех пор живёт во мне, и каждый раз, попадая в Берлин, я искал Эйзенштрассе, чтобы снова побывать на месте, где минский рабочий Лукьянович, потерявший в войну свою семью, спасая неизвестного ему немецкого ребёнка, как бы раскрыл для меня, уже немало видевшего человека, на одном примере благородную сущность подвига Советской Армии.
Приступая к созданию столь знаменитого мемориала Воину-освободителю, скульптор Евгений Викторович Вучетич не раз с пристрастием расспрашивал меня и Мержанова, каким он был, этот самый белорус Трифон Лукьянович. Что мы могли ему рассказать? Чем помочь художнику, задумавшему увековечить этот подвиг? Ничем. По пути на берлинскую передовую я как-то, честно говоря, и не рассмотрел своего спутника, ну, а в госпитале он был весь в бинтах.
Мог ли я тогда думать, что тридцать лет спустя буду писать концовку к этой своей старой корреспонденции?
К 30-летию Победы по своим старым фронтовым дневникам написал я книгу «До Берлина — 896 километров» — дневники о финале войны. Точнее не написал, а обработал ранее записанное по горячим следам событий. И была в этой книге глава, называвшаяся «Передовая на Эйзенштрассе». Книгу эту решило выпустить издательство «Фольк унд Вельт». Народ там работает очень обстоятельный. Если за что-то берётся, то делает это с полной ответственностью. Так вот, один из руководителей издательства Лео Кошут, большой знаток советской литературы, друг многих советских писателей и мой друг, вместе с гранками книги прислал мне том справочника «Улицы Берлина 1939 года». Среди тысяч улиц Эйзенштрассе в толстенном этом томе не оказалось. Как быть? Может быть, вычеркнуть всю главу? Но Кошут считал эту главу важной и нужной. Что делать, если такой улицы нет?
Главу всё-таки решили оставить, но продолжали поиски. А тем временем очень популярный в социалистической Германии журнал «Фрайе Вельт» начал из номера в номер печатать главы из этой книги. Его редакторы были менее строги и пропустили «Эйзенштрассе», не сверяясь со справочником. И произошёл, вероятно, единственный в своём роде случай, когда авторская описка принесла пользу. Журнал этот массовый, после публикации получил несколько читательских писем, объясняющих ошибку в названии улицы и заявляющих, что происшествие, о котором написал русский военный корреспондент, произошло не на Эйзенштрассе, которой нет, а на Эльзенштрассе, что, вероятно, автор тогда в горячке войны поторопился, неправильно прочёл название улицы, а может быть, и это тоже допускалось немецкими читателями, в слове «Эльзен» на уличной табличке у буквы «л» пулей или осколком снаряда отбило верхушку, и «л» превратилось в «и».
А когда летом прошлого года мы с женой приехали в Германскую Демократическую Республику, друзья из издательства и Общества германо-советской дружбы повезли нас на эту самую Эльзенштрассе. С нами был старый берлинский фотограф Лотар Грюневальд, житель района Трептов, который и помог нам опознать место, где пулей снайпера был смертельно ранен Трифон Лукьянович.
Нелегко это было опознание через тридцать с лишним лет. Улица неузнаваемо изменилась, расширилась. буковая аллея, о которой я писал в корреспонденции, исчезла, не осталось следов и от туалета, ставшего когда-то ареной маленькой, но столь многозначительной трагедии. Снесены начисто развалины домов, из которых выскакивал под пули Трифон Лукьянович. На месте этой развалины сейчас кусок парка, и деревья там в обхват шириной. Но старый фотограф Лотар хорошо помнил бывший облик этого места.
И, наконец, последняя страничка этой давней моей корреспонденции. В этом году, после Дня Советской Армии, который отмечался и в Берлине, я получил три объёмистых пакета. Один от бургомистра Берлина, другой от строгого моего редактора Лео Кошута, а третий от секретаря правления Общества германо-советской дружбы Хельмута Шэфера. Письма были близкого содержания. Меня извещали, что воин-освободитель, скульптура которого возвышается в Трептов-парке, обрел свои имя и фамилию, что сотни людей, приходящих и приезжающих ежедневно к подножию этого мемориала, теперь знают, как звали советского солдата, совершившего удивительный подвиг великого советского гуманизма, и что на месте, где подвиг был совершён, отныне установлена доска, на которой написано:
«Трифон Андреевич Лукьянович, старший сержант Советской Армии, спас на этом месте 29 апреля 1945 года немецкого ребёнка от пуль СС.
Пять дней спустя после этого он умер от тяжёлых ранений. Вечная честь и слава его памяти.»
Друзья рассказывали мне в своих письмах, что у подножия этой доски всегда лежат свежие цветы.
И что мне журналисту, всю свою жизнь несущему в литературу груз своих репортажей было особенно приятно читать: «23 февраля 1976 года в честь пятидесятивосьмилетия Советской Армии в торжественной обстановке бургомистром городского округа у моста Эльзенбрюкке была открыта мемориальная плита. При этом был публично прочтён соответствующий отрывок из Вашей книги «До Берлина — 896 километров». Прилагаю к этому письму фотографии и газетные заметки о6 этом торжественном событии, на котором и я присутствовал.» Подпись гласила : «Хепьмут Шэфер, секретарь Центрального правления Общества германо-советской дружбы.»
Нет, что там ни говори, жизнь порой рисует такие образы, подсказывает такие сюжеты, которые и в голову не придут литератору с самым горячим воображением. И вот сейчас я был очень рад дописать старую статью, может быть, самую лучшую и самую дальнобойную свою статью за все четыре года Великой Отечественной войны.» (Ср. Прессе дер Советунион 1976/19, стр. 3-4.)
Борис Полевой
Аналогичный подвиг совершил также гвардии сержант Николай Масалов. О нём и о поисках спасённого им ребёнка нам написал Руди Пешель:
«Было это летом 1964 года. В редакцию газеты «Юнге Вельт», где я тогда работал, прибыл товарищ из московской «Комсомольской правды» и предложил нам совместно принять участие в одном начинании. За несколько месяцев до этого в СССР под названием «Конец третьего рейха» были опубликованы мемуары Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова, войска которого в апреле-мае 1945 года принимали активное участие в окончательном разгроме немецко-фашистской группировки в районе Берлина. Среди бесчисленных примеров доблести и самоотверженности советских воинов, о которых пишет в этой книге маршал Чуйков, упоминается также подвиг гвардии сержанта Николая Масалова, спасшего немецкую девочку. Этот подвиг, как тогда считали, нашёл своё символическое отражение в фигуре воина-освободителя в Трептов-парке. И вот друзья из «Комсомольской правды» предложили: «Давайте вместе разыщем эту девочку. Дело это нелёгкое, шансов на успех маловато, но всё же попытаемся!»
В сибирском городе Кемерово «Комсомольская правда» разыскала Николая Масалова и побеседовала с ним. Из этой беседы стало ясно, что события 30 апреля 1945 года происходили в непосредственной близости от Ландверканала, у того самого моста, который Николай Масалов окрестил «Горбатым» (имелся в виду Потсдамский мост, который ныне выстроен заново). Здесь проходила линия фронта непосредственно перед последним штурмом, в котором участвовал Масалов.
Неподалёку от того места, где разместился штаб воинской части, в которой служил Масалов, по другую сторону канала, находилось большое бомбоубежище, которое ещё долго после этого называли «Детским бункером». Это убежище в последние дни войны было забито детьми: многие из них были ранены, больны, потеряли родителей. Сёстры из Красного Креста пытались хоть сколько-нибудь облегчить их участь, но сами приходили в отчаяние. Когда начались бои, некоторые из них, рискуя жизнью, завернули самых маленьких в одеяла и попытались вывезти их на ручных тележках из сектора обстрела и из района боевых действий. Но большинство женщин и детей погибли под огнём озверелых эсэссовцев, уничтожавших всё, что двигалось. Был ли спасённый Масаловым ребёнок из этого бункера и кто та убитая эсэссовцами женщина, что лежала рядом с ним, — его мать или сестра из Красного Креста, на этот вопрос никто не сможет ответить…
Сразу же после спасения ребёнка Масалов передал его в штаб, так как предстоял штурм квартала, где находился рейхстаг. Остался ли ребёнок в советской воинской части в Берлине или его позднее передали где-то немецкому населению? Район, где происходили события тех дней, теперь находится на территории Западного Берлина. К концу войны он был сильно разрушен и жители поразбежались и поразъехались, кто куда.
В те дни в Берлин из советской зоны оккупации попали тысячи осиротевших детей. О многих из них не было известно ни фамилии, ни года, ни места рождения. Была ли среди них и «наша» девочка?
Главное, что крайне осложняло поиски, почти лишая их шанса на успех, это то обстоятельство, что ребёнку тогда было максимум три года, так что сам он, конечно, не мог помнить происходившего. Всё лето 1964 года прошло то в радостных ожиданиях, то в разочарованиях. Иногда мне казалось, что я напал на «горячий след», но потом на месте выяснялось, что это всего лишь недоразумение. Позже в моих руках оказалось нечто большее, чем просто след. Это была фотография, сделанная в конце 1945 года на бывшей молодёжной турбазе Острау. Почти все изображённые на ней 45 малышей, мальчиков и девочек, были спасены Советской Армией. Таким образом в одном только этом, маленьком уголке ГДР я нашёл подтверждение тому, о чём говорили десятки писем и результаты моих собственных поисков в районе Берлина. Детей, обязанных своим спасением советским воинам, было много, очень много…
Но всё же оставался открытым вопрос: найдём мы всё-таки ту, совершенно определённую девочку или нет? Имело ли вообще смысл продолжать поиски? В начале апреля 1965 года я полетел в Москву. Там я побывал в военных архивах, взял интервью у маршала Чуйкова, рылся в картотеках советского Красного Креста. Но безуспешно. В документах 220-го гвардейского полка, в котором служил Масалов, тоже ничего не было сказано о том, где остался ребёнок…»
Со слов Руди Пешеля мы знаем, что этот журналист часто беседовал с участвовавшим в создании трептовского памятника берлинским скульптором Феликсом Краузе (его уже больше нет в живых) и задавал ему вопрос, послужил ли подвиг Николая Масалова идейным толчком к созданию фигуры солдата. Феликс Краузе ссылался на то, что профессор Вучетич никогда не заводил речи о том, будто в этой скульптуре воплощено какое-то одно, конкретное событие. Встретившись с профессором Вучетичем в Москве, Руди Пешель задал ему тот же вопрос. Профессор ещё раз со всей определенностью подтвердил, что эта скульптура не рассказывает о каком-то отдельном героическом поступке, а является собирательным образом: она символизирует собой освободительную миссию Советского Союза, победу жизни и будущего над уничтожением и фашистским варварством, торжество социалистического гуманизма.
Другое дело, конечно, с кого лепилась скульптура советского воина. Позировал скульптору в основном тамбовский рабочий Иван Степанович Одарченко, ветеран Великой Отечественной войны.
Подробнее о нём на страницах газеты «Неделя» рассказывает В. Комов:
«В войну я был десантником, участвовал в штурме Берлина. Настала Победа. Меня назначили служить в комендатуре, в районе Вайсензее. Летом 1948 года, в День физкультурника, на нашем стадионе соревновались солдаты всех берлинских комендатур. «Отработал» я на дистанции, надел форму и наблюдал за соперниками. Вдруг подошёл человек в плаще и шляпе. Он, оказывается, несколько минут присматривался ко мне. Подошёл и тихо сказал: «Пойдёмте на трибуну». «Зачем?» — подумал я. — «Там генералы, а я рядовой.» Но раз пригласили — надо идти. Пошли мы с ним. Несколько генералов мне улыбнулись, в том числе и комендант Берлина. Они-то уже знали, зачем я понадобился. Этот товарищ протянул мне руку и сказал : «Скульптор Вучетич. У меня к вам дело. Мы создаём памятник павшим советским воинам, памятник Победы над гитлеровскими захватчиками. Не возражаете, чтобы мы с вас стали лепить главную его фигуру — воина-освободителя?» Я, конечно, согласился.
На следующий день утром наш полковник откомандировал меня в распоряжение скульптора со словами : «Ну, Одарченко, ты попал в историю!» Я, само-собой, понимал, что никаких моих особых заслуг в этом нет. Просто лицом и фигурой подошёл. — И сколько времени работали вы вместе со скульптором, архитектором, художником? — Примерно с полгода. — Какое главное чувство владело вами, когда вы позировали для этой скульптуры? — Надел походную гимнастёрку, плащ-палатку, взял в руки меч — и поверьте, честное слово, будто 6ы опять в бою! Словно представителем ото всей армии стал!
— Мы знаем, что командующий Группой советских войск и руководство тогдашней Советской военной администрации в Германии «за инициативную работу на строительстве памятника советским воинам, павшим при штурме Берлина», наградили вас аккордеоном. Академик, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда Евгений Викторович Вучетич подарил вам свою книгу (я видел её в областном краеведческом музее) с надписью: «Дорогому моему берлинскому другу и соратнику по строительству памятника в Трептов-парке — Ивану Степановичу Одарченко!» А что было потом?
— Меня перевели в район Трептов-парка — в группу охраны памятника. Никогда не забуду, как возлагали к памятнику венки президент ГДР Вильгельм Пик, жена и дочь Эрнста Тельмана… Как плакали, встав на колени, французские женщины, не дождавшиеся с войны мужей и сыновей… Как юным немцам, принятым в пионеры, в торжественной тишине повязывали синие галстуки…
— А кто-нибудь улавливал ваше сходство со скульптурой?
— Помню, член одной делегации антифашистов долго смотрел то на бронзового воина, то на меня (а я стоял с карабином в руках на посту). И, уже уходя, снова повернулся ко мне и молча поднял руку в приветствии «Рот фронт!»
— Вы работаете токарем на Тамбовском заводе подшипников?
— Сперва токарем, затем мастером стал. Уж больше двадцати лет на заводе.
— А приходилось за эти годы бывать в ГДР?
— Трижды. Совсем недавно ездил с дочкой Леночкой — пригласили. К слову сказать, там и сорокалетие своё отметил — в 1966 году. Бывал в ГДР и с матерью, Дарьей Дмитриевной. Мама там тоже выступила перед группой немецких женщин, которые в годы войны потеряли мужей, сыновей… Мой отец, он в пехоте служил, и брат, связистом был, погибли на фронте. И хотя мама моя малограмотная, слушали её всем сердцем! К подножию памятника мы возложили венок с надписью: «От солдата Ивана Одарченко и его матери Дарьи Дмитриевны.»
— Иван Степанович, какое качество вы больше всего цените в людях?
— Отвечаю: верность Родине. Друзьям. Профессии. Любимой. Чтобы в работе полный накал, чтобы ни один день порожняком не прокатывался…
О войне никогда не забуду, как и все, кто в ней участвовал. Воевали хорошо — теперь так же хорошо трудимся!» (Ср. „Неделя", №12, за 1975 г.)
Константин Симонов
Майор привёз мальчишку на лафете.
Его везли из крепости, из Бреста.
Отец был ранен, и разбита пушка.
Мы шли ему навстречу из России.
Ты это горе знаешь понаслышке,
Я должен видеть теми же глазами,
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Завершая экскурсию по мемориалу, мы опять передаём слово Е. В. Вучетичу:
«Скульптура советского воина-освободителя выражает идею великой интернациональной освободительной миссии Советской Армии в борьбе с фашизмом. Эта скульптура является идейно-композиционным центром всего ансамбля. Поэтому ей отведено место, благодаря которому она доминирует над всем пространством, подчиняя себе все элементы объёмно пространственной композиции.
Зелёный курган, на котором стоит постамент с фигурой солдата, имеет диаметр 62 метра и высоту девять с половиной метров. Общая высота главного монумента 20 метров.
Гранитная лестница ведёт на вершину кургана, где внутри пьедестала, представляющего собой как бы стоящие друг на друге два усечённых конуса, расположен небольшой мавзолей. Через открытый портал, ограждённый ажурной бронзовой решёткой, посетители проходят внутрь мавзолея. Круглый мемориальный зал имеет высоту шесть метров. Его стены выложены смальтовой мозаикой с изображением народов, склоняющих знамёна и приносящих лавровые венки на могилы советских воинов — своих освободителей. Автор этой мозаики — художник А. А. Горпенко (на фото).
Куполообразный потолок завершён плафоном в виде 2,5-метрового ордена Победы из хрусталя и рубинов.
Посреди мавзолея, на низком, из чёрного гранита цоколе, в золотом ларце лежит книга. На её пергаментных страницах записаны имена советских воинов, павших при штурме Большого Берлина и захороненных в Трептов-парке.
И как завершение всей идеи памятника по кругу вдоль карниза выложены золотом слова:
«Ныне все признают, что советский народ своей самоотверженной борьбой спас цивилизацию Европы от фашистских погромщиков. В этом великая заслуга советского народа перед историей человечества».
С кургана открывается панорама всего памятника с видом на склонённые знамёна входа и вырисовывающуюся в их пролёте скульптуру «Матери-Родины»… За курганом концентрически расположены ступени небольшого гранитного амфитеатра. Посетители уходят по боковым аллеям мимо старых платанов. Весь памятник-кладбище ограждён бронзовой решёткой высотой в три метра. Минуя знамёна и пройдя вновь мимо скульптуры «Матери-Родины», люди подходят к той арке, в которую входили, и со стороны выхода читают слова:
«Великие подвиги ваши бессмертны. Слава о вас переживёт века. Память о вас навсегда сохранит Родина.» (Ср. Е. В. Вучетич, в указ. выше ист., стр. 200-201.)
Похожие записи |
|
|
|
|
@ 2010 Артем Садовский |
|
 |
Комментируй